Читаем Мои ангелы спасатели полностью

… – На другой день успокоились и стали измерять, и не верят, расстояние между полособульбами такое, что я, даже не с пузом, стройный был, а пройти не смог бы если и попытались бы меня примерять, не влез бы даже без одежды. Вот где и чудо, протащить медведя через игольное ушко. Три дня потом мужики, которые участники на нижней палубе были, и мой рабочий, дело до ругани доходило, творческой, конечно, загадочной. Вот и они спасатели…


*


– Ну, говори, толкуй дальше, хоть и страшно чуть было, даже мне слушателю, но ты лессируешь таак, как живописец красками, которые, уводят меня в сторону от скорой помощи от твоих таких песенок жизненных. Хорошо хоть не трагедий. Давай. Включай свои записи. Я, правда, слышал, что на Том Свете всё читают. Всё записано в твоём персональном магнитофоне, поэтому и верю.

– Давай.

– Давай дальше.

– Ты знаешь, вот слушаю и, слышу твой голос совсем не пацана, а жизнь то интереснее становится, нет стены. Китайской. Перед твоим носом… Неет. Лбом, которым стену говорят, не прошибёшь. А и ход могут найти и сквозь стену.

– А кто?

– Всё.

– Всё другое. Жизнь подвигается или продвигается. И ждёшь, а ведь интересно моё завтра, отдушина, она уже и в голове и пространстве.

… Смотрю, ты уже пыжишься. Что, ещё страхи с улыбкой внутри.

– Да? А может нам за пивом вспорхнуть. Хороший ведь повод. И мера.

– Правильно, мягкая. Ласковая. По одной, питерского пивка. А?!

… – Помнишь, как раньше юные пионеры салютовали, – всегда готов.

– Вот и я открываю тебе шлагбаум таможни молчания – слепоглухонемым.

Журавлик

Так вот.

А.

– Это было там же.

– Не далеко.

– От моего полёта вникуда, буквально одна секция нашего будущего корабля.


*


– Ну что такое подъёмный кран мостовой и журавлик ты знаешь. И вот. Представь картинку. Журавлик со стрелой, который до солнышка почти достаёт, а ночью до звёзд. Высоко.

– Но. Помогает рабочим поднимать на готовый корпус корабля или секций, ещё не состыкованных, и большие и не очень, запчасти.

Подаёт метал листовой поближе к цеху, на заготовительный участок, а там, красавица гильотина, но она не головки преступникам отделяет от грешного тела, неет. Не те времена. Рубит метал, как бабки тряпочки ножницами. И у старушек из кусочков, обрезков от шитья тряпочек, шили мастерили лоскутные одеяла. Воот. Как. А у нас на заводе, эти ножницы по металлу другое дело, даже четвёрку. Толстую, хрусь, и нет листа. Но грохот не музыка и не литавры в оркестре, на крещендо, как говорят музыканты.

Ну, кран, великан, высота поднебесная.

Впереди сидит девица красная, правда не от красоты неземной, а жарко, вся кабина одета, правда рейками и стёкла, как на домах или теплицах. И, она почти в этой стеклянной скорлупе, но не черепаха, с бронёй, хотя бы черепашьей. Неет, есть то, что есть. И, и вот. Орут снизу майна. Майна!

Ну, опустила она гак, этот крючок, и такелажник застопорил пачку стальных листов. Пачку, не газет, – сталь листовая, тройка, а то и четвёрка, толщина. А маркировку не посмотрел. Кран силён, допрёт. Кричит. И машет рукой, почти дирижёр в большом театре в столице.

И.

И, пошёл, пошёл вертеть колёсиками, кран пока ещё богатырский.

Вот он, смертельный номер, в цирке жизни…

Наматывает тросик и пачка поехала вверх. Мотор сила, перегрузка ему по барабану не бьёт по карману.

И.

И кран начал клониться навстречу к земле матушке.

А высота.

А размах стрелы!!!

Крановщица не заметила ни крена, ни деферента.

А такелажник ушёл. Он своё дело сделал. Пошёл к месту, где должна была приземлиться пачка, увы, не папирос, тогда модных Казбек…

Конечно, не весь кран, который клюнул носом и, и, загремел кабиной стеклянной вниз на заставленную землю матушку разными конструкциями. Железными, точнее стальными…

Гром.

Грохот.

Треск.

Пыль и, веером, тучей, градом, разнокалиберным, боевым… летящие во все стороны осколки вихри битого стекла…

– Рабочие к их счастью, были все на местах, внутри секций. Под крышей дома, хоть и не своего… Крыша, корпуса, точнее палуба не броня, верная защита.


Долго день до вечера. А тут, откуда то и скорая и начальство и, и спасатели. Где. Где крановщица? Кого спасать. Где пострадавшие. Раненые. Где…

Долго разбирали всё до последнего стёклышка, хотя осколки разлетелись на все четыре стороны света, а около стенки цеха номер пять прямо, как будто насыпали уже калиброванных, мелких. Высота, и металл, сделали огромную, почти ступу, только без бабы яги…

– Неет. Где она? – Испарилась. – Упрятали?! – Просмотрели кресло, в котором она восседала. Кресло было сварено из стальных труб, загнуто так, что не разогнуть и мужикам. Даа. Вопрос. Крови нет и останков ни её, ни одежды, хотя бы клочки.

– Вот тебе, неверующий.

– Где?

– Где крановщица?


*


– А.

Её спасли Ангелы Хранители. Я теперь их называю, Ангелами Спасателями. А как иначе. Таакое. Творение. Необъяснимое, для нашего пока ума… Вернее один, её личный. Персональный Ангел, как говорят в народе. Ну как иначе. Сняли её до того приземления.

И.

……… Она.

…….. Она….

– Где она?

– А, воот и онааа…


*


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное