И еще одну удивительную вещь оставила нам Ваганова, как наследие: в 1934 году вышел уникальный учебник – «Основы классического танца». Он переведен на многие языки мира. Он стал основой не только женского классического танца, но и мужского. В нем есть система воспитания от простого к сложному, новая постановка корпуса и рук, когда руки становятся с одной стороны выразительными, а с другой – большим помощником во всех технических сложностях, которые можно увидеть в современном балете. Ученицы Вагановой рассказывали, как на ее уроках открывалась дверь и входила грузная женщина, садилась рядом, иногда они переговаривались, и мало кто знал, что это – Любовь Дмитриевна Блок, историк балета, вдова поэта Александра Блока, та самая Незнакомка. Она была большой помощницей Агриппины Яковлевны Вагановой, пропагандисткой ее методики, и помогала Вагановой в создании учебника. Во многом помогала морально, своей поддержкой и осознанием того, как это важно и необходимо для балета будущего.
А вот портрет Вагановой словами ее ученицы – выдающейся балерины Татьяны Вечесловой: «Невысокая, коротко стриженная, с серо-зелеными глазами. Когда показывала движения, мы удивлялись ее молодому корпусу. Непринужденно делала два пируэта, точно останавливалась, ловкие ноги были натренированы на всю жизнь. А в работе Ваганова – безжалостная, острая на язык. Но мы не обижались – знали, что научить нас может только она:
– Девочка, это что – рука или кочерга?
– А ты еще раз прыгнешь – во втором этаже рухнет потолок!»
Попадали в класс Вагановой не многие, но лучшие. Она показывала движения, сегодня уже забытые, тем и сохранила балетный Петербург. Именно ее стараниями в 1935 году при училище открылось педагогическое отделение. Она всегда шла вперед, всегда. В ее записках можно встретить такие нюансы: «Сегодня смотрела постановку Якобсона. Увидела интересные движения, обязательно сделаю это в классе».
1941 год, началась война, а Ваганова осталась в Петербурге. В Кировский (Мариинский) театр попала бомба – выступления невозможны. Артисты, которые не уехали в эвакуацию в Пермь, собирали бригады и выезжали на фронт – выступали с концертами. В городе давали спектакли в другом помещении. Как важно было это в блокадном Петербурге! Где брали они силы? Думаю, что их вела все та же беззаветная любовь к своему делу.
Одна из великих учениц Вагановой – Наталья Михайловна Дудинская – вспоминала, как после пережитой блокады Ленинграда Ваганова приехала в Пермь, куда был эвакуирован Кировский театр, и как своего любимого педагога, ставшую «такой маленькой, черненькой», она мыла в тазу и испытывала щемящее чувство любви, нежности, и трогательности…
Эту историю мне передала ученица Дудинской и отметила, что Дудинская рассказала ей об этом только после их выпуска, потому что во время учебы имя Вагановой Дудинская произносила только в превосходной степени – она всегда была на пьедестале.
Агриппина Яковлевна Ваганова вместе со страной пережила революцию, пережила войну, но был в ее жизни еще один значимый период длиной в шесть лет, когда она возглавляла балетную труппу Мариинского (в те годы – Кировского) театра. Это был, действительно, немаловажный период для русского искусства, потому что во время своего руководства она сделала новую версию «Лебединого озера», поставила «Эсмеральду», при ней появились на сцене балеты «Бахчисарайский фонтан» и «Утраченные иллюзии».
А в «Лебедином озере» она изменила многие массовые сцены, сделав их более созвучными музыке. Ей принадлежит нюанс в знаменитой белой картине лебедей во втором акте, когда Одетта рассказывает Принцу историю своей жизни. Раньше это было сделано только мимически, но именно Ваганова придумала те трепетные движения, когда балерина мелко-мелко перебирает ногами – такие движения называются па-де-бурре. И теперь Одетта рассказывает Принцу уже движением тела, а не мимикой, историю своей жизни. Этот фрагмент до сих пор идет в постановке Вагановой.
Когда Ваганова приезжала в Москву, в ее классе занималась Майя Плисецкая. Она вспоминала: «Встречи и работа, увы, кратковременная, с Вагановой перевернули все мои представления о технологии и законах танца. Корю себя, что не хватило решимости последовать за ней, приготовить с ней «Лебединое». Я помню ее слова: «Приезжай, мы сделаем «Лебединое» так, что всем тошно станет». А Семенова твердила мне с укоризной: «Поезжай, ведь она умрет, и ты себе этого никогда не простишь». Так я себе этого и не простила… После моей «Шопенианы» Агриппина Яковлевна пришла на сцену и назначила мне репетицию. Мы прошли всю Мазурку. Несколько комбинаций она буквально «позолотила», поменяв ракурсы тела, рук, головы. После репетиции с Вагановой я преобразилась. Она всегда видела сразу, в чем дело, и требовала: «Надо так». Для меня она – Микеланджело в балете».