Мой балет

Маннергейм был ловеласом, любителем женщин, увлекался балеринами. Как он сам говорил, предпочитал любовь на расстоянии: «мне по душе запретные сады, куда лишь изредка допускаются избранные». Но кажется, что с Гельцер все было по-другому, или хочется верить, что все было по-другому… К тому времени, когда они познакомились, Маннергейм уже успел бросить жену и двух дочерей в Париже. Гельцер называла его «ясноглазый рыцарь» и до конца жизни хранила у изголовья кровати спрятанный от посторонних глаз портрет. И еще один невероятный факт: дальние родственники утверждают, что в 1903 году у них родился сын Эмиль, но ни в одном официальном источнике нельзя прочитать об этом. Удивительно, как возможно было все это скрывать? Крестила ребенка Тамара Карсавина, мальчик жил в имении под Дмитровом. Поначалу Маннергейм вообще не виделся с сыном – он делал карьеру, переезжал в разные страны, воевал, залечивал раны в госпиталях и на водах. И уже подросшего сына родители определили в швейцарский пансион. Это разделило их – мать и сына. Можно представить, какая незаживающая рана была в душе этой женщины.

В январе 1924 года ярый враг советской власти барон фон Маннергейм в последний раз приезжает в Россию для того, чтобы обвенчаться с Екатериной Гельцер. Невесте в это время под пятьдесят, а жениху – около шестидесяти. Говорят, что на венчание благословил молодых сам Патриарх Тихон, и оно состоялось ночью, в церкви на Поварской. После венчанные супруги решили обязательно проститься с умершим Лениным! Для Маннергейма Ленин, с одной стороны, непримиримый враг, а с другой – человек, даровавший свободу и независимость его стране – Финляндии. В Москве стояли страшные морозы, и за несколько шагов до гроба баронесса Маннергейм-Гельцер упала, а затем слегла с пневмонией и не смогла сделать то, о чем мечтал ее возлюбленный Карл: он хотел как можно скорее забрать ее в Финляндию (вскоре он станет президентом страны), но уезжать надо было быстро, и Маннергейм уехал один.

Последней баталией Маннергейма стала русско-финская война, на которой он расправился с финскими большевиками. А в 1939–1940 годах барон руководил оборонительной линией на Карельском перешейке, где потерпела поражение Советская армия. Именно тогда народную артистку побеспокоили органы: обыскали, изъяли портрет и письма Маннергейма и самое дорогое, что у нее было, – карандашный портрет сына работы Нестерова.

С сыном связан еще один эпизод: говорят, что в 1929 году он якобы приехал в Москву из Европы и был в Большом театре на балете «Красный мак», где танцевала его мать – Екатерина Васильевна Гельцер. Ей передали, что сын в зале, но… они не встретились.

Но все-таки несколько лет спустя мать увидела сына в просмотровом зале ТАСС, где для нее одной показывали финскую хронику, присланную Маннергеймом диппочтой. Ясноглазый рыцарь не забыл свою венчанную возлюбленную, несмотря на устоявшееся мнение о его холодности и расчетливости. А еще по выходным именно он зачитывал на коротких волнах по-русски финские новости. Так и вижу фигурку балерины, припавшую к радиоприемнику: она вслушивается в этот далекий знакомый голос, который произносит сухую информацию, и пытается уловить что-то личное…

Покинула Большой театр Екатерина Васильевна Гельцер в шестьдесят шесть лет. Но еще оставался долгий отрезок в двадцать лет, который стал временем потерь.

Ясноглазый рыцарь в конце войны стал Президентом Финляндии, хотя ненадолго: скоро подал в отставку. Оставив пост и страну, он переехал к сыну в Швейцарию, где тот медленно угасал в госпитале Лозанны. Отец закрыл сыну глаза и умер через месяц в Лозанне в 1951 году, а Гельцер узнала об этом только через несколько лет.

Уходит из жизни Василий Тихомиров, который до конца дней оставался преданным другом и близким человеком Екатерины Гельцер. На гражданской панихиде в Большом театре она произнесла: «Спасибо тебе за все, дорогой, любимый друг, за нашу огромную работу, за терпимость и терпение, за твою любовь к людям и желание, чтобы им было хорошо. Кланяюсь тебе до земли».

В конце 1962 года Екатерине Васильевне восемьдесят пять лет. Она давно уже не выходит из дома, но с удовольствием и радостью принимает поздравления. Удивительно, что сохранилась кинохроника о том, как она принимает делегацию из Большого театра: она сидит в кресле в своей нарядной гостиной (в той комнате, которую мы всегда называли «большой комнатой»), она окружена цветами, ей говорят речи, она радостна и возбуждена. Нам всегда казалось, что дух Екатерины Васильевны до сих пор живет в этом доме, наполняя его невероятно творческой и оптимистичной атмосферой.

Через месяц после этого юбилея великой Гельцер не стало. Она прожила долгую и удивительную жизнь. Она не оставила мемуаров, и в жизни ее много загадочного, много недосказанного.

А Фаина Георгиевна Раневская, которая стала ее другом, признавалась: «После моей Гельцер скучно стало в балете. Я не знала прелестней балерины на сцене и в жизни. Ушла эпоха».

Марина Семенова (1908–2010)