Мой балет

Сохранилась удивительная переписка ученицы и педагога. Из письма Вагановой 1935 года: «Надеюсь, ты работаешь хорошо и требовательно к себе. В занятиях проходи наиболее трудные движения и побольше прыгай, делай прыжки всевозможных сортов». В другом письме: «Я всегда волнуюсь, когда ты без меня. Занимайся серьезнее, комбинируй на середине па посложнее, особенно в аллегро, прыгай выше и опускайся с носка мягче на пол. Когда в репертуаре не занята – побольше учись». И еще одно удивительное письмо 1935 года: «Хотя ты уже юбилярша, правда – маленькая, надо держать себя всегда в трене, то есть никогда не спускать ноги до полного отдыха. Таково наше искусство. Это ведь не трудно. Даже в путешествии, проснувшись утром, около кровати сделать экзерсис и найти местечко для экзерсиса на середине. Все это проделать тщательно, не распуская никаких частей тела. На весь день будешь чувствовать себя хорошо, исполнив свой долг».

Как это точно для нашего искусства. Эти слова я слышала и от своего отца, когда была маленькой, и от своего педагога Натальи Викторовны Зотовой – тоже последовательницы петербуржской, вагановской школы. Она говорила нам: «Сделаете экзерсис утром – спокойны на весь день».

Ученицы Ваганову обожали – они понимали, что научить может только она. В статье, которую Семенова написала для сборника о Вагановой, Агриппина Яковлевна раскрывается как человек цельный, очень искренний, очень сердечный, и если она принимала кого-то к сердцу, в свой узкий круг, то открывала все – и сердце, и дом, и душу, и тайны искусства. В 1922 году Марина Семенова стала свидетельницей бенефиса своего педагога и вспоминала потом, что это был единственный раз, когда она видела Агриппину Яковлевну танцующей – она танцевала «Шопениану» и «Пахиту». Она была прекрасным хореографом для своих учениц. Ваганова ставила для них номера, которые соответствовали их возрасту. В юбилее были заняты все ученицы – педагог поставила для них «Танец цветов и бабочки». Марина Семенова была бабочкой, а вокруг нее – четыре другие девочки, исполнявшие роль цветов, и танцевали они очень сложные па.

К выпуску Марина Семенова подошла в 1925 году, и Ваганова приготовила с ней балет «Ручей» – тот самый балет, в котором сама Ваганова уже на закате своей карьеры первый раз вышла в балеринской партии. Но для Семеновой Ваганова подобрала совершенно другие вариации, которые как нельзя лучше демонстрировали именно ее индивидуальность. Первая – прыжковая; вторая – на бесконечных па-де-буре, а третья вариация была элегантная, царственная, которая могла продемонстрировать всю стать молодой прекрасной балерины. В наше время часто можно услышать, что к выпуску подошла способная девочка или в театр пришла способная девочка. Что же касается выпуска Марины Тимофеевны Семеновой, то однозначно все говорили, что выпустилась совершенно готовая балерина: и технически, и эмоционально, и по стати своей она была абсолютно законченное, совершенное творение природы и педагога Агриппины Яковлевны Вагановой.

Она стала абсолютом того, чему учила Ваганова. Агриппина Яковлевна говорила, что тело – это инструмент, который должен быть доведен до совершенства, и инструмент этот нужен для того, чтобы передавать музыку и все прекрасные свойства души во множестве их оттенков. Все это умела делать Семенова в совершенстве. Господь ей дал невероятную мощь внутреннего темперамента, которая захватывала весь зал, где бы она ни танцевала. Ее мир, ее выход на сцену – это был космос, который заполнял собою все.

После выпуска молодая Семенова пришла в Кировский театр. И за четыре первых года она станцевала спектаклей больше, чем за последующие двадцать три года своей творческой жизни. Нельзя сказать, что творческая судьба была к ней благосклонна. Новых ролей, которые для нее сочиняли бы специально, ей выпало очень немного. Может быть, о том, что со сцены она ушла недореализованной, переживать должны все мы, потому что она имела уникальную способность абсолютно выражаться в том, что ей давала судьба.

В Кировском театре она станцевала свои знаменитые спектакли – «Лебединое озеро», «Раймонду», Аврору в «Спящей красавице», Никию в «Баядерке», она станцевала балет «Дочь фараона» и стала последней балериной, станцевавшей партию Аспиччии в этом спектакле Мариуса Петипа. А потом Семенова вместе с супругом ушли из Кировского театра и покинули Ленинград. О причинах ухода из Кировского театра она не распространялась.

Около двух лет Марина Семенова была что называется «свободной балериной», ездила по театрам и танцевала. По рассказам учениц Вагановой и по воспоминаниям знаменитого балетного критика Веры Красовской, Марина Тимофеевна частенько приезжала из Москвы в класс Вагановой. Входила, зачастую с опозданием, сбрасывала меховую шубку, сверкая бриллиантами, вставала к станку и отчаянно тренировалась, чаще всего под возгласы восхищения, а иногда и возмущения Агриппины Яковлевны.