Мой большой греческий ремонт

Встревоженный прочитанным, я поспешил проведать друга. Услыхав про нейротоксин, Шон с сомнением оглядел свои руки. На них не было заметно никаких следов. Ни тебе красноты, ни раздражения. Ничего!

Я так и не понял, заслуга ли это дубленой кожи на ладонях моего друга, чего только не повидавших на долгом рыбацком веку, или ядовитый червь ему попался какой-то на редкость гуманный. Как бы там ни было, а сделанная мною фотография «эпидаврского чудовища», послушно позирующего в руках Шона, на какое-то время стала хитом интернета.

* * *

На следующий день мы с друзьями осмотрели величественные развалины древнего Коринфа, того самого, жителям которого апостол Павел направил аж целых два послания. Кстати, есть мнение, что до коринфян и поныне с первого раза не доходит, но я про другое. В этом городе отменный археологический музей, пусть и небольшой, но очень информативный. В одном из залов есть витрина, заставленная фигурками, которые представляют собой части человеческого тела, подносимые богам, чтобы те исцелили соответствующий орган.

Так вот, судя по фигуркам, древние коринфяне в основном страдали мастопатией и импотенцией. А может, в свойственном им стремлении к прекрасному, греки, на двадцать с лишним веков опередив рождение эстетической медицины, просто просили богов об увеличении мужских и женских достоинств?

Любопытно, что этот древний обычай сохранился до нашего времени. Не полагаясь на одни лишь слова, греки и сегодня предпочитают наглядно иллюстрировать обращенные к Небесам просьбы. А потому в местных церковных лавках в изобилии можно найти серебряные и золотые изображения как частей тела, так и внутренних органов. Самое смешное, что рядом с анатомическим каталогом преспокойно соседствует luxury

секция, где можно купить изображения шикарной виллы, дорогого внедорожника или престижной яхты. Как там в Евангелии от Матфея: «Просите и дано вам будет»?

Покончив с древностями, мы заспорили, на какой стороне будем купаться. Дело в том, что Коринфский перешеек, насквозь просверленный одноименным каналом, омывают воды двух заливов: Саронического и Коринфского.

Признаюсь, у меня сложное отношение к Коринфскому заливу. Несмотря на его живописность, мы отчего-то прозвали его Лужей — местами он и в самом деле мелковат. В этом названии, впрочем, нет ничего обидного, простая констатация.

Любопытно, что, хотя на глаз море в Сароническом заливе выглядит чище и прозрачнее, большая часть пляжей, обозначенных на карте фирменным знаком blue flag[13], по какой-то загадочной причине сконцентрировалась именно в Луже. Я полагаю, основанием тому служат авторитет и вытекающие отсюда пиар-возможности старинного курорта Лутраки, с древности известного лечебными водами.

Так или иначе, но я пока еще не выработал четкой позиции по отношению к купанию в Луже. С одной стороны, на берегу Патрасского залива, являющегося непосредственным продолжением Коринфского, в местечке Миссолонги кончил свои дни снедаемый лихорадкой автор «Паломничества Чайльд-Гарольда» — невосполнимая утрата для мировой литературы. За это Луже жирный минус.

С другой стороны, здесь же в колоссальном морском сражении при Лепанто пуля из турецкой аркебузы навечно обездвижила левую руку лихого испанского рубаки, которому ничего не оставалось, как уйти в отставку и найти себе ремесло, требующее только одной здоровой конечности. По собственным метким словам искалеченного в той битве ветерана, так и вошедшего в историю под именем Manco de Lepanto[14], он «потерял дееспособность левой руки ради славы правой». Таким образом, благодаря печальным с виду обстоятельствам, мир прочитал «Дон Кихота», за что Луже жирный плюс.

Короче говоря, не совсем ясно, губительно ли это место для литераторов или, наоборот, служит кузницей новых авторов. Поэтому я хотя и не отказываюсь омывать тут мою писательскую тушку, но делаю это с известной опаской.

По схожей причине я, кстати, довольно долго избегал купаний вблизи острова Спеце, того самого, который Фаулз называл «драгоценным камнем», «раем» и «островом сокровищ». По его словам, «пейзаж, открывающийся с западных холмов Спеце, самый красивый в мире». Соглашусь, ведь это вид на мой любимый Пелопоннес.

Что касается моих опасений насчет Спеце, то суть в следующем. Я всегда старался держаться подальше от острова, поскольку был уверен, что в этих кристально прозрачных водах утонул Шелли — еще один великий литератор и известный эллинофил, любить которого нужно уже только за одну эту строчку: «Все мы греки».

Позже выяснилось, что я по рассеянности дал маху, перепутав греческий Спеце с итальянским островом Специя, где на самом деле утонул Шелли. Отныне, восполняя потерянное, я без страха рассекаю волны залива, столь милого Фаулзу.

64. Спектакль в Большом театре и концерт в Малом