Мой босс – овен

– Вика, я поверил тебе слепо, чего в моей жизни еще никогда не было. Я просто знал, что ты неспособна на подлость. Как точно знал, что с Максимом из стоматологической компании Кристины ты просто дружишь, – последнее слово далось ему особенно тяжело, мужчину буквально вывернуло наизнанку. Губы скривились, между бровей залегла морщина, словно съел самый кислый в мире лайм. – Вот эти парни, которых ты только что видела, работают в очень серьезной и дорогой компании по установке скрытых камер наблюдения, питающихся от генераторов. Не буду объяснять тебе всю схему работы, но записи надо расшифровывать. Именно этим они и занимались с сегодняшнего обеда, когда я дал добро. Итог мы посмотрели с тобой вместе и одновременно. Только сейчас я увидел, что именно произошло.

– То есть, – уточнила радостная я, – ты не видел запись ранее?

– Нет. Глупое и слепое доверие девушке, которую я знаю близко меньше года, – он пожал плечами тяжело вздыхая. – Но, собственно, именно это и ожидал там увидеть. Кроме, разве что, Ольги, которая трогала тебя своими грязными руками… – Соболев снова поморщился, грубо выплюнув: – Су… То есть, дрянь!

Настал момент главного вопроса, но почему-то в самый подходящий момент, когда Соболев был открыт для диалога, я немного замешкала. Затем закрыла глаза, набралась мужества и нырнула с головой в бездну:

– Я хочу все знать.

Мужчина заигрывающе прорычал:

– Что, все, дорогая?

– Ты знаешь, – стояла на своем я. – Все. Без утайки, преувеличений и уменьшений. Будь честен со мной, как я с тобой.

И тогда он рассказал мне что-то странное. Нечто, что я и вообразить не могла даже в самых смелых снах. В особенности, в адрес нашего замкнутого начальника, смотрящего на сотрудников исключительно, как на бесполых роботов.

Сильные крепкие руки медленно, но властно скользнули по моим предплечьям. Нос мужчины продолжил этот путь, только от моих губ до ложбинки между грудей.

– Ты тогда только устроилась в компанию. Месяц первый-второй… Мне нужно было срочно спуститься в архив. Точно не помню, но, кажется, я по ошибке отослал туда актуальный на тот момент договор. Было уже довольно поздно, офис пустовал. Я спокойно зашел туда. Первое, что увидел, это стоящую на коленях тебя в одних трусах с вишенками.

– О, господи! – застонала я, лишь на крохотную секунду уплывая в мир стыда и позора и забывая, как нежно губы мужчины скользят по моему телу, слово изучая впервые. Словно изучая свое.

Память вернула меня в те времена, которые я хотела забыть раз и навсегда. Мама подарила мне на день рождения платье с молнией от спины до самого подола. Сидя за столом, я ощутила, как два лоскутка ткани разъехались от самого низа до самого верха. На улице стояло изнурительное лето, другой одежды не было. Четыре часа мне пришлось сидеть сиднем в ожидании, пока офис опустеет. Лишь когда последний сотрудник ушел, я отправилась в архив. Почему-то решила, что там камер нет. Разделась. Битый час пыталась «собрать» платье воедино. Бинго, через час вышло. Правда всю дорогу домой я стояла, боясь присесть.

– Я вышел обратно. Был в ярости. Собирался на следующий день пристыдить тебя. Включить для всех сотрудников видео, где ты голая на камере наблюдения, – ошарашил меня мужчина. Я только собиралась возмущенно высказаться, как он резко крутнул меня вокруг своей оси, прижимая к стене. – Но что-то мне не дало это сделать.

– Здравый смыл? – предположила я с сарказмом.

Пальцы уверенно скользили по моей спине, словно играли на гитаре. Наконец, они достигли округлостей и сжали их крепко, заставляя кожу приятно саднить. Я зашипела от сладкой боли, отдающей сладким спазмом между ног.

– Нет… Ты просто была такой нелепой, что мне стало тебя жалко, – сказал Соболев честно, как я и просила. Стало немного обидно. Но это чувство тут же отошло на задний план, когда его руки с рыком обхватили мои бедра, крепко-накрепко вжимая в свою набухшую ширинку. Соболев терся ей об меня через одежду. Вверх-вниз… Снова, снова и снова… Это вогнало в розовую кому… Я была на грани… – Не знаю, какого дьявола я продолжал периодически следить за тобой с помощью камер наблюдения. Никто не знал. Я сам не позволял себе придавать этому какое-то значение. Как будто ничего странного не происходит.

– Я работаю здесь три года! – напомнила я мужчине удивленно и ошарашенно вдыхая. – Целых три года ты следил за мной?!

«А ты «переживала», Вика, что работаешь так долго, и никто в офисе тебя не знает!», – издевался надо мной внутренний голос.

– Не следил. Присматривал, – Соболев пожал плечами так спокойно, словно это нечто нормальное и ничего в этом пугающе-удивительного нет. – Было в тебе что-то такое, что меня успокаивало. Какая-то детская наивность, что ли. Умиротворенность. Детская непосредственность. Полное отсутствие желания всем понравиться. Какая-то самобытная.