Когда я открыла лицо, Соболев вдруг оказался слишком близко. Вздернув меня вверх за подмышки, он не позволил мне одеться. Наоборот, закинул обратно на стол, убеждая самого себя:
– Час-другой погоды не сделают, правда? Зачем я тут всем такие зарплаты плачу. Пусть сами работают.
Я стояла перед шикарным зеркалом из резного дуба в огромном зале и смотрела на свое отражение в подвенечном платье. Оно было шикарным по всем параметрам: обшито драгоценными камнями, с пышной двухслойной юбкой из премиальной ткани и плотным корсетом, утягивающим и без того тонкую талию.
– Какая же ты красивая! – аккуратно стерев слезу, восхищенно воскликнула Елизавета Федоровна, мама моего жениха Ника. С прищуром она оглядела мои идеальные черные завитки волос, выглядывающие из-под фаты, а затем подошла и заправила невидимый для меня волосок, довольно заключив. – Вот так еще лучше, просто великолепно!
Моя мама Вера, буквально захлебываясь в рыданиях, достала из своего объёмного лифа платок и громко сморкалась. Александр Степанович с Елизаветой Федоровной жили в огромном дворце. Звук того, как мама сморкается, разлился эхом по всему первому этажу.
– Доченька, – икая, она с трудом вымолвила пару слов, – какая же ты у нас красавица!
Елизавета подошла к маме и нежно обняла ее, поглаживая по спине и нашептывая что-то на ухо. Уж не знаю, какие магические заклинания та читала, но мама тут же успокоилась и засуетилась вокруг:
– Так-так-так… Примерка свадебного образа прошла успешно. Торт выбрали. Меню утвердили. Посадку гостей одобрили. Что еще осталось?
Глядя на себя в зеркало, так и хотелось сказать: «Меня забыли спросить!». Но не решилась, потому что объективно не видела причины. Макияж роскошный, прическа высшего мастерства, наряд от известного кутюрье. Но что-то в груди противно грызло, вгоняя в тоску.
Что? Я понять не могла.
Что действительно радовало, так это отношения между моими родителями и семьей жениха. Ник не призвался, но даже в его стальной уверенности были сомнения. Уж сильно наши родители были разные! Но родители Соболева держались на высоте. Веселые, уступчивые, тактичные и легкие в беседе. Моя тучная мама Вера и такой же папа Семен расслабились уже на десятой минуте знакомства. А на следующий день наши семьи уже вместе отправились отдыхать.
Елизавета была очень мудрой женщиной. По истине шея Александра Степановича! Она очень чутко распознавала людей, раскусила мою маму почти сразу и стала с ней лучшими подругами. А уже через три дня мой строгий принципиальный отец пришел ко мне с новостью:
– Слушай, дочь… Ты же не против, если мы в столицу переберемся?
Я застыла в недоумении, нервно моргая. В худшем кошмаре я лишь представляла, как Соболевы предлагают моей семье работу. Другие бы восприняли это, как шанс на лучшую жизнь. Моя же семья – как указку на их бедность. Уж не знаю, как Елизавета с мужем их обработали, но уже к свадьбе родители перетащили вещи в новую корпоративную квартиру в центре столицы. Новый босс отца (как ни странно – Александр Степанович Соболев!) поставил его начальником в офис по доставке воды. А маму ждало возвращение к любимым ею истокам: технолог массового производства.
Зарплата достойная, но не слишком высокая. На гигантскую мои родители бы просто не согласились, почувствовав подвох! И вообще они свято верили, что устроили их сугубо из-за профессиональных навыков и человеческих качеств. Понятное дело, что они – большие трудяги и честные до мозга костей. Только сколько таких у нас в стране? Великое множество. Всем помочь никто не в силах, но я была искренне рада, что теперь моя семья живет под боком и ни в чем не нуждается.
– Вика… Викуля… – удивленный голос Елизаветы вернул меня в реальность. Я отряхнулась от наваждения и обернулась. Та мягко стерла дорожки из слез с моих щек. – Ты почему плачешь? Что-то не нравится? Так ты скажи, милая. Сейчас еще есть время что-то исправить.
Что именно мне не нравится – я не знала. Потому махнула рукой и рассмеялась:
– Все прекрасно. А слезы от счастья.
Мою маму такой ответ вполне устроил. Женщину отвлек официант, они вместе ушли на кухню за обсуждением канапе на аперитив. Елизавета же осталась, с тревожным видом изучая меня пристальным взглядом. На ней было простое вязанное платье глубокого зеленого цвета, уходящее куда-то в изумруд. Я смотрела на нее с восхищением: мечтая быть такой же красивой в преклонном возрасте.
– Ты расскажешь мне, что не так? – наконец, спросила она, пока я старательно пыталась стянуть с себя платье за ширмой.
Почему-то врать оказалось бессмысленно, и я тяжело вздохнула:
– Не понимаю… Ничего не понимаю…
– Но, – Елизавета растерялась, ее голос слегка дрогнул, – ты ведь любишь моего сына?
Я запнулась. Но лишь потому, что такой вопрос меня возмутил. Неужели это не очевидно? По тому, как я смотрю на своего будущего мужа? Словно вечно пьяная: с глупой улыбкой и блестящими глазами. Рядом с ним ничего не имело смысла. Я даже работать больше не могла. Слишком ватным казался мозг.