Мой бумажный замок. Литературные эссе

Если Чехова не понять, в Достоевского – не вчитаться, как к Леонову вообще можно приблизиться?! Читайте сказки про Гарри Потера, принимайте на веру все изгибы надуманных эмоций, таких далеких от земных реалий, от живых людей.

Я понимаю, что во все времена читатели были разными, просто те, кто раньше пробавлялся бульварным чтивом, обрели голос и важность в рассуждениях о том, как следует писать, чтобы им было интересно и поучительно.

Кстати, в книге Захара Прилепина особенно занятно читать о критиках, которые именно с таких позиций вульгарной социологии и били наотмашь больших писателей: "А ты за кого, ты – с кем? Где тут герой, как знамя, под которое следует вставать?!" А знамен – нет, есть живые люди, с изъяном, червоточиной, слабостями и проблемами. Но и с такими неповторимыми лицами, характерами, судьбами, именами, ставшими нарицательными, афористичными формулировками.

Леонов практически забыт, а ведь это о нем с большим пиететом сказал в свое время Горький: я – рядовой литератор, а Леонов – гениальный писатель. Впрочем, сейчас и Горького забраковали, и Пушкину в праве на жизнь отказали. Кто там у нас в чести? Мураками, Роулинг, Коэльо… – нет пророка в своем Отечестве!

А ведь прочесть книгу "Подельник эпохи" – это не просто с биографией Леонова познакомиться, но и вдуматься в причины разрушения Страны Советов, окончательно ли он рухнул или будет еще продолжение?

Кстати, мастерство литературоведа от Бога отличает и книгу Прилепина «Взвод» о русских литераторах-офицерах и патриотах. И чтобы Захар ни писал, во всем чувствуется биение горячего сердца, оригинальный ум и свой взгляд, особое мнение – всегда аргументированное, да так выраженное, что противостоять ему невозможно. Нет, я определенно к нему неравнодушна. С тех самых пор, как прочла «Обитель», не первую книгу в его писательской биографии, но первую, прочитанную мной. Сразу на такой сияющей вершине оказалась! Но и все остальные его романы, может быть этим сиянием осененные, сразу и безоговорочно мною приняты.

Но Прилепин, шаг за шагом постигающий Леонова, – это просто пиршество духа, интеллектуальное наслаждение высшего порядка. Кому кажется мой восторг преувеличенным – проверьте чтением.

12. Гораций «Ода к Мельпомене»

Есть многое, друг Гораций, что тебе и не снилось! Два тысячелетия прошло с тех пор, как ты сказал: «Не старайся толпу удивить, а пиши для немногих» . Прозою же язвительно добавил: «Я читаю стихи лишь друзьям, и то по принуждению…А у нас есть много поэтов, которые декламируют свои произведения на Форуме, в общественных банях и в других местах…»

Мог ли он представить, что графомания не исчезнет, а станет явлением невероятного масштаба! Он-то считал поэзию уделом избранных; не только слагать, но и понимать её могут лишь люди с отменным вкусом и умом. Однако и трюкачество осуждал, требовал от стихов гармонии и мудрости.

Очень взыскателен был к себе самому и всему поэтическому сообществу, поэтому мог заявить, что оды его, подлинно прекрасные и совершенно оригинальные, переживут века. В 20-й оде, увидевшей свет в 23 году до нашей эры, он восклицал, что поэт, умирая, превращается в лебедя и возносится над Землей, недосягаемый для людского суда! А в 30-й оде, подводя итог своему творческому пути, без ложной скромности заявил буквально следующее (подстрочник с латыни):

«Я воздвиг себе памятник, прочнее меди и выше царственных строений египетских пирамид. Так что его не может разрушить ни всеразъедающий дождь, ни свирепый Аквилон, ни бесчисленный ряд годов, ни бег времени.

Нет, не весь я умру! Лучшая часть моего существа переживет день моих похорон: слава моя будет возрастать до тех пор, пока на Капитолий восходят церковный жрец с безмолвной весталкой.

Обо мне будут говорить, что я прославился там, где струит свои воды Ауфид, где царил над сельскими племенами бедный водою Давн. Потому что, выйдя из безвестности, я первый перевел песни Эолии на италийский лад.

О, Мельпомена! Возгордись моей достойной заслугой и благосклонно увенчай мою голову дельфийскими лаврами!»

Как видим, в этой оде, ставшей впоследствии мировой знаменитостью, есть отсыл к еще более ранней традиции поэтов: подводя итог, перечислять, чем же они останутся в памяти людской. Он подражал поэтам античности так же, как потом будут эксплуатировать эту тему после него. На русский язык первым перевел эту оду Ломоносов, которого подкупило низкое происхождение Горация, вознесшегося благодаря своему дару. Так же, как и сам Михайло. И вот как звучал Гораций по-ломоносовски:

«Я знак бессмертия себе воздвигнул

Превыше пирамид и крепче меди,

Что бурный Аквилон сотреть не может,

Ни множество веков, ни едка древность.

Не вовсе я умру; но смерть оставит

Велику часть мою, как жизнь скончаю…»

Ну и так далее, очень близко по тексту. Замечу, вопреки хронологии, что очень близко к Горацию изложил свою версию оды Валерий Брюсов, обратившийся к ней уже в 20 веке!