Мой дом, наш сад

Ровно за секунду до того, как камин вспыхивает золотым пламенем, которое почти ослепляет меня. Я выворачиваюсь из хватки Мордреда, оставляя окровавленную куртку у него в руках, бегу в коридор, но Номера Девятнадцать уже и след простыл, коридор пуст. Прежде, чем мне удается себя остановить, я стучу в первую дверь на моем пути, дверь Кэя.

- Эй! Тут вообще-то человек спит, если кто не знает!

- Кэй! - зову я.

И уже через пару секунд он выглядывает, растрепанный, сонный и все еще очень красивый.

- Что случилось? - спрашивает он взволнованно, а потом видит, что моя ночная рубашка мокрая и розовая от крови, делает большие, круглые глаза и распахивает дверь настежь.

- Здесь Номер Девятнадцать! - шепчу я.

- Блин! Вот блин! Блинский блин же!

- Ты очень помогаешь, Кэй, - говорю я.

Мы вместе бросаемся к двери Ниветты. Когда мы распахиваем ее, Ниветта стоит у стены и грызет ноготь на большом пальце. Заметив нас, она поворачивает голову, уставившись своими бесцветными глазами в какую-то глубину, куда я никогда не решалась смотреть.

Она говорит:

- Теперь он здесь.

Мы смотрим на нее, открыв рты.

- В холл, - рявкает она с неожиданной резкостью. - Нужно держаться вместе!

Мы поддаемся этому командирскому тону, пулей вылетаем из комнаты, ломимся к Гарету.

- Что вам надо? - спрашивает он. - Отвалите!

- Мы хотим спасти тебя, тупой ты идиот, - говорит Кэй.

- Сам идиот. От чего спасать?

Я смотрю на стены и двери. Они совершенно чистые. На них никакой крови. Но стоит мне моргнуть, и я вижу, как кровь проступает, будто через бумагу, сквозь дерево. Я пищу:

- От ужасной смерти! Наверное!

Это заставляет Гарета выглянуть.

- Насколько ужасной? - спрашивает он. Кэй выдергивает его за воротник пижамы. Комната Гвиневры пуста, и мы бежим к Моргане, но она открывает дверь сама.

- Привет, мышонок, - говорит она. - И привет, красавчик. Вас очень сложно не услышать. Хорошая ночнушка, Вивиана. Еще лучше прежней.

Я думаю о том, что Мордред мог остановить меня в любую секунду. Но он позволяет нам с Кэем сеять панику. Наверное, Мордред хочет, чтобы я собрала всех. Наверное, он не видит другого выхода.

- Нужно пойти за Гвиневрой, - говорю я. И прежде, чем находятся какие-либо добровольцы, я беру за рукав Кэя и тяну за собой.

- А с чего это мы? - спрашивает Кэй.

- Потому что мне страшно!

- Так мне тоже!

Мы взбегаем вверх по лестнице, я оборачиваюсь, и вижу, как Моргана и Ниветта ведут Гарета за собой в гостиную.

- Я тоже хочу туда!

- Заткнись, бесполезный кусок Кэя, - говорю я.

Бесполезный кусок Кэя - ругательство, которое мы придумали еще в детстве. Ирония заключалась в том, что все, что кажется нам бессмысленным было бесполезным куском Кэя. Однако Кэй был нашим целым, бесполезным и любимым Кэем, оттого страдал от данного ругательства намного реже остальных, лишь в моменты абсолютной бессмысленности.

- Ты злая какая! - говорит Кэй недовольно, а потом мы оба замолкаем. Свет в коридоре мигает, и это вовсе не теплый, золотистый свет наших ламп в прозрачных бутонах люстр. Это больничный, белый, неприятно-хирургический свет, окрашивающий устеленный ковром холл в несвойственные ему цвета. Освещение так не сочетается с обстановкой, что это на пару секунд заставляет мои мысли зависнуть, будто механизм, приводящий их в движение натолкнулся на какую-то лишнюю деталь, сломанную шестеренку.

Когда свет в очередной раз вспыхивает, мы видим в его режущем глаза ореоле надпись, видимо, тоже выполненную кровью. Буквы в ней меняются, так что каждый раз я замечаю иное слово.

Я вижу: поглоти своих врагов.

Я вижу: вместе навсегда.

Я вижу: куколки уснут.

Я вижу: прилив неизбежен.

Я вижу: корми их ненавистью.

Я вижу: безымянное, бесконечное.

И вижу: друзья до конца.

Надписи меняются так быстро, что далеко не все я могу рассмотреть. Кэй вцепляется мне в руку почти до боли, и я понимаю, что ему еще страшнее, чем мне.

Краем уха я улавливаю сигналы, пищание каких-то приборов, как в фильмах про больницу, которое мешается с звуком кардиографа, показывающего ровную-ровную прямую. Выдохнув, я делаю шаг вперед. В этот момент дверь со скрипом открывается, мы с Кэем визжим одинаково громко и высоко. Свет перестает мигать, в коридоре воцаряется темнота. Прижавшись друг к другу мы с Кэем продолжаем голосить, пока не слышим голос Ланселота.

- Да заткните уже хлебала, Господа ради!

Первой выходит Гвиневра, она не в ночнушке, а в юбке и блузке, вполне готовая к перемещениям. Вслед за ней выходят Ланселот и Галахад, похожие на ее охрану.

- Спускайтесь вниз. Не на что тут глазеть, детишки, - говорит Галахад.

Вместо ужаса, хватавшего меня за горло до сих пор, меня вдруг с головой накрывает ажиотаж. Я чувствую, что мы все вместе, и что все происходящее страшно скорее в приятном смысле. Будто мы все оказались в фильме ужасов, но я знаю, что мы выживем.

Впрочем, тут же отзывается часть меня, где это ты видела фильмы ужасов, в которых выживают абсолютно все. Некоторые части композиции нельзя отмести без потери самости жанра.