Мой дом, наш сад

- Сэр, - отвечали они, - его имя сэр Мархальт, сын Ирландского короля.

- Я хорошо знаю его, - сказал тут сэр Ивейн, - он рыцарь доблестный, не много есть ему равных. Я видел один раз, как он выступал на турнире, где собралось множество рыцарей, но ни один не мог против него выстоять.

Номер Девятнадцать смотрит на Номера Четыре пустым и внимательным взглядом, Номер Двенадцать ерзает, стараясь заглянуть в книгу. Еще долго Номер Четыре читает им, все трое становятся сонными, и я вижу, что они счастливы и спокойны. В заброшенном доме, с ворованной вредной едой и единственной книжкой, зачитанной до дыр за поколения до них, прижавшись друг к другу под одеялом, они счастливы.

Номер Двенадцать широко зевает. Он спрашивает:

- И как ты все-таки нашел это место?

Номер Девятнадцать смотрит в потолок, белки его глаз блестят.

- Прочитал в ее голове. Рыжая доктор ходила сюда ребенком, уже тогда это место было заброшено. Она была милой, маленькой и рыжей. А потом она выросла. А потом я убил ее.

- Спокойной ночи, ребята, - говорит Номер Четыре.

- Значит это ее место, - говорит Номер Двенадцать убежденно. Последнее слово всегда должно быть за ним, думаю я смешливо. - Она тогда Королева Опустошенных Земель. Потому что здесь все опустошено.

- Мы сделаем это место нашим, - говорит Номер Девятнадцать и закрывает глаза.

В этот момент, секунда в секунду, я оказываюсь в саду. Вернее, это еще не сад. Заросшее сорной травой пространство, вот и все. Номер Девятнадцать сидит на земле. Перед ним два стаканчика с водой, он добавляет в них по очереди какие-то травки, головки мелких цветков, потом плюет, потом сыплет немного песка. Так дети варят зелья. Так они представляют себе этот процесс. Номер Девятнадцать мешает все пластиковой одноразовой ложечкой, и это выглядит смешно.

К нему подходит Номер Четыре. Он говорит:

- Я вырвал.

Губы у него в крови, а на ладони лежит зуб с блестящей пломбой.

- Молодец, Галахад, - говорит Номер Девятнадцать. Я вздрагиваю. Они впервые называют друг друга так, и это вдруг строит в моей голове какие-то мостики, я начинаю не только осознавать связь между мальчиками и мужчинами, которыми они стали, я начинаю ее чувствовать.

- Эй, Мордред, уже скоро? - орет Номер Двенадцать.

- Не мешай, Ланселот!

Они явно наслаждаются своими именами, они сами выбрали их, и теперь с удовольствием называют друг друга даже когда это не слишком-то нужно.

- Так скоро мы станем как ты?

- Сейчас, - говорит Мордред. А потом он рвет зубами свою ладонь, оставляя длинную, неровную рану. Кровь Мордред стряхивает сначала в один стаканчик, потом в другой. И буро-зеленая жидкость начинает вдруг переливаться оглушительно-красным, а затем и черным, как редкий драгоценный камень.

- Сначала мы выпьем это?

- Нет. Сначала зароем наши вещи.

Мордред снимает со своей руки бирку, Галахад сжимает зуб, а Ланселот с тоской смотрит на черную тетрадь. Все втроем одновременно вздыхают, от волнения или тоски.

- Теперь это наш дом, - говорит Мордред. - И мы, как рыцари, будет защищать его до самого конца. Вы изопьете из Грааля, и причаститесь к тому...

Он детским, почти умилительным жестом чешет нос, говорит:

- ... к тому, что знаю я. И Опустошенные Земли злой королевы станут цветущим садом.

- Долго придумывал?

- Да заткнись, Ланселот, - шепчет Галахад.

Мордред впервые на моей памяти чуть заметно улыбается.

- Здесь мы посадим розы и лилии, королевские цветы. Потому что мы здесь короли. Но особенно я.

- Но ты ж сказал...

- Особенно я, - повторяет Мордред с нажимом. Ланселот и Галахад переглядываются и пожимают плечами.

Как это похоже на детские игры, думаю я. Все всегда начинается с них. Игры в рыцарей, игры в пророка. Мы точно так же играли в Номера Девятнадцать много лет спустя.

Мальчики по очереди роют ямы старой, ржавой лопатой, вытащенной из глубин подвала или с вершин чердака. Наконец, все вещи, которые еще нескоро найдут Моргана, Ниветта и Кэй, оказываются под землей.

Тогда Мордред поднимает с земли стаканы с переливающейся красным и черным жидкостью, он говорит:

- Это ваше.

- Это твое, - говорит Галахад.

- Но спасибо, - говорит Ланселот. Они оба с подозрением смотрят на черные вихри, которые танцуют в безупречном алом. А потом оба и одновременно пьют.

И уже в следующую секунду я вижу, как Ланселот снова пьет, но на этот раз - один. Он в баре, и лет ему уже достаточно, чтобы я узнала его, однако недостаточно, чтобы оставить безразличным бармена.

- Тебе лет-то сколько? - спрашивает бармен, у него борода и татуировки, которые покрывают его руки, изображают месиво огня и черепов.

- На три больше, чем просто двадцать, - хмыкает Ланселот.

- Документы.

Ланселот закатывает глаза, потом поднимает пустую руку, проводит пальцами на уровне глаз бармена. Сначала его взгляд искажается бычьей яростью, а потом заволакивается вежливым безразличием.

- Что заказываем?

- Виски чистоганом.