Мой дом, наш сад

- Кто такой Господин Кролик? - спрашивает она. Губы у нее чуть поджаты, она сжимает пальцы. У нее нервные движения человека, который только и мечтает, что о сигарете в перерыве.

- Он властелин всех животных в лесу, - говорит Номер Девятнадцать спокойно.

- И как он правит ими?

Номер Девятнадцать долгое время смотрит на игрушку, лицо у него сосредоточенное. Наконец, он кивает, посмотрев куда-то вниз, скользнув взглядом по строгим черным туфлям врача.

- Он их калечит. Еще он знает время. Он всегда приходит в полночь или в полдень.

Она записывает что-то. Номер Девятнадцать смотрит на карандаш в ее руке, потом легонько улыбается.

Господин Кролик продолжает касаться меня, проникает за ткань белья, и я перехватываю его руку. Он говорит как ни в чем не бывало:

- Они предполагали, что если ребенок получит силу, он использует ее во время одной из процедур. Они делали их как можно более болезненными, фактически бессмысленными в своей жестокости именно для того. Потеряй контроль над разумом и обретешь нечто большее. Они всегда были готовы. Поэтому я учил его сохранять силу. Мы забирались под кровать, и я тренировал его, мы составляли планы, о которых не говорили никому. Мы должны были действовать, когда они не будут готовы. Во время одного из этих глупых, бесполезных разговоров. Эта идиотка расслабится, мы знали. Однажды она потеряет бдительность, и тогда... А после нее все будет легко. У нас не останется никаких границ. Мы всесильны. Пока мы так думаем. Она - единственное, что мешало нам.

На экране я вижу Одиннадцатилетнего Номера Девятнадцать. И слышу все то, что слышала, когда целовала Мордреда.

- Ему нравится, - говорит Номер Девятнадцать. - ваше лицо. Ему нравятся такие лица.

- А что еще ему нравится?

Рыжая женщина сидит за столом, вид у нее скучающий, и она вертит в руках карандаш. Номер Девятнадцать улыбается, скаля зубы, и карандаш, вырвавшийся из ее рук, влетает ей в грудь, с такой силой и скоростью, что я едва успеваю заметить само движение.

- Это вас не убьет, он говорил, то есть сразу. Но вы не сможете кричать. Никто не сможет.

Номер Девятнадцать обходит стол, подается к ней, сползающей с него. Кровь толчками вырывается из-под карандаша, глаза у женщины открыты, и я вижу, что они - зеленые. Номер Девятнадцать облизывает пальцы, как будто собирается перелистнуть страницу, а потом вырывает ей глаза. Запускает пальцы сначала в одну глазницу, почти выдавливая содержимое, а потом во вторую.

Он снова облизывает пальцы, положив глаза на стол.

А потом сигнализационные системы издают оглушительный визг, но стоит Номеру Девятнадцать посмотреть на крохотные датчики по углам потолка, как они взрываются.

Пальцы Господина Кролика все-таки проникают в меня, и я стараюсь не смотреть на экран дальше, я ведь знаю, что произойдет. Он гладит меня, ласкает изнутри, и мне так хорошо, и крики, хрипы, кровь и выстрелы, кажется, делают все еще лучше.

- Моя девочка, - говорит Господин Кролик. - Я знал, что это тебя заведет.

Он смеется, а потом целует меня, как мальчишка в кино, засовывая свой язык так глубоко, что мне становится трудно дышать. Он трахает меня пальцами и трахает меня языком, пока на экране в мягкой нежности сепии вовсю хлещет кровь.

Я кусаю его язык, и он отстраняется, сплевывает кровь мне на туфельки.

Но он не бьет меня. Я этого ожидаю, однако он просто отворачивается к экрану, облизывает окровавленные губы.

Внутри у меня больно и сладко сводит, я так и не кончила. И мне ужасно стыдно, что я вообще смогла возбудиться в этой ситуации.

- Дальше происходит хиатус, разрыв. Ты видела, как мы выбрались оттуда. Я не хотел брать с собой Двенадцать и Четыре. Они предатели. Я уже тогда знал, они предадут нас. Они хотят вышибить наши мозги. Они хотят, я знаю. Я знал. Но он не слушал меня. Он не хотел их бросать.

Я вижу Мордреда. Ему около двадцати, и он расхаживает по чердаку, который вполне напоминает жилое помещение - здесь чистые вещи, кровати, книжки, и сквозь окошко проникает летний, золотой свет. Жилище, как из подростковых фантазий.

В руках у Мордреда игрушка.

Он говорит:

- Я не справлюсь один. Мы не справимся втроем.

Голос у него спокойный, не выражающий ничего. Будто он просто решил уравнение и нашел ответ, а теперь озвучивает его.

- Нужны еще люди. И лучший способ обрести чью-то верность - вырастить его.

А потом Мордред смеется, и сам себе отвечает:

- О, правда, тупая башка? С тобой это в свое время не очень получилось.

- Ты не понимаешь. Я научу их всему, что знаю сам. Им даже не придется ничего делать. Мир покорится их ожиданиям, они будут его менять. Мы будем его менять. Они в нем разочаруются, когда выйдут отсюда. В двадцать лет, почему бы и нет? В двадцать лет - самое то. Я выпущу их отсюда, они увидят мир, и они захотят исправить его. У них будет сила.

- Да, конечно, магия, волшебство, бла-бла-бла.

- Ты злишься?

- Я хочу крови.

- Я обещаю тебе, у тебя будет столько крови, сколько ты пожелаешь, только потерпи.

- Сколько?

Мордред выглядывает в окошко, шепчет:

- Еще не вернулись, не вернулись.

А потом так же спокойно отвечает: