«Мой дорогой, старинный, но вечно молодой друг, Давид Бурлюк!». Письма художников к Д.Д. Бурлюку

В этом году, ранней весной, первого апреля мы собираемся совершить большое турне с театром по Западной Европе. Договор уже подписан и первого апреля мы выезжаем. Будем в Берлине, Париже, Праге, Вене, Риме. Затем посадка на пароход на юге Франции и едем на два месяца, месяц Бразилия и месяц Аргентина. Повезём с собой 7 или 8 разных спектаклей. Сколько пробудем, пока неизвестно, но думаю, не больше 6−7 месяцев[106]. Какой будем иметь успех?? В прошлую поездку имели колоссальный успех в Париже[107]. Всё-таки, сколько я видел театров на Западе, не могу не заметить, что наш русский театр стоит выше всех. Такой высокой культуры наших художественных театров нигде нет. Там в театрах страшная рутина.

Ну, что-то я записался. Не знаю, насколько Вам интересно будет, всё это длинное моё послание читать. Пора кончать и дать Вам покой.

Крепко жму Вашу руку. Всем Вашим привет, Вас же помню и люблю.

Ваш Женя

P.S. Вчера получил Вашу последнюю книгу о Вашем творчестве[108]. Нашёл в ней много знакомых вещей. Очень приятно издана. Очень рад её иметь и благодарен Вам за память. В следующем письме, думаю, прислать Вам несколько фотографий с моих работ, а пока желаю Вам здоровья и благополучия.

E. Спасский

Пишите мне или по старому адресу, на моих <родителей> или же на театр: Москва. Арбат, 26. Гостеатр им. Вахтангова, мне. Сюда доставляют письма очень аккуратно. Жду.

Рисунок Давида Бурлюка из журнала Color and Rhyme за 1938 год, № 9

А.В. Лентулов[109]

Ф. 372. К. 13. Ед. хр. 20. Л. 1−1 об.

[20 января 1929]

Дорогой друг Додя!

Не хочется даже и говорить о том, как мы друг друга долго не видали. За это время так много всего произошло! Если бы ты не присылал от времени до времени сведения о твоих успехах в Америке, то я не знал бы даже, где ты обитаешь. Я очень тебе благодарен за то, что ты не забываешь своих друзей, и всегда с радостью читаю всё о тебе, что ты присылаешь, и даже о себе, так как ты до того чудесный товарищ, что и в печати находишь нужным вспоминать, часто в своих брошюрах и изданиях, своих друзей.

О том, как ты живёшь в Нью-Йорке, нам здесь более или менее известно, но, наверное, тебе мало известно о том, как мы живём здесь. Я лично живу по-прежнему со своей старухой, хотя она, кажется, всё молодеет, Марией Петровной[110]. У меня есть дочь Марианна, которую я очень люблю – ростом она с меня, ей 15 лет[111]. Она представляет из себя авторизованную копию своего папаши, только почему-то блондинка. Ещё у меня есть сын от первого брака, о котором я почти забыл, и вспомнил только тогда, когда он в одно прекрасное время соизволил сам явиться 20-летним «мальчиком» изумительной красоты (он, наоборот, авторизованная копия своей мамаши Зин. Ап.[112]), но он побыл у меня несколько дней и вернулся обратно в Киев – теперь он премьер театра Соловцова[113].

Обложка каталога «Выставки современного искусства Советской России» (1929) работы Александра Дейнеки

Ещё сообщаю тебе, что умерла Антонина Васильевна, моя сестра, смерть которой потрясла всю нашу семью. Она оставила своего сына Лёву на попечение мне. Поскольку хватает сил и возможности мы здесь пишем картины. Должен сказать, что идеология искусства здесь совсем другая, чем на Западе и, конечно, Америке…

Недавно у нас была выставка французов (правда, слово французов можно было бы поставить в кавычках), но по которой тем не менее можно судить о том, что делается на Западе[114]. Мне понравился Утрилло, Модильяни; в общем же меня выставка не поразила. После долгого перерыва наши товарищи вновь организовали выставку в Нью-Йорке[115], по которой ты уже, наверное, ходишь, так как это письмо тебе должен передать уполномоченный выставки Кравченко[116], впрочем, пришлось послать это письмо по почте, а не с Кравченко, который сопровождает эту выставку. Выставка, наверное, не производит впечатления, т.к. все дали не лучшие свои вещи, в том числе и я дал неважные (?) вещи, но, в общем, всё-таки можно судить, чем мы тут занимаемся.