– Мне так жаль.
Схватив кожаную папку, он запихнул какие –то документы. Когда Лилианна вернула ему папку, он быстро написал своё имя на чеке и ушёл. Даже не удостоив ее взглядом. Просто встал и пулей вылетел за дверь.
– Спасибо за чудесный ланч, Лилианна, – мило улыбаясь, поблагодарил Алекс.
Как такой приятный мужчина мог работать на такого безжалостного негодяя?
Взяв подписанный чек, Лилианна тут же заметила, что он совсем не оставил ей чаевых. Что ж, ясно. Уверенная, что это покроет его расходы на химчистку, она рассчитывала на них. Естественно, ей было неизвестно о стоимости химчистки костюма стоимостью восемь тысяч долларов. Да и кто же покупал такие дорогущие костюмы? У неее даже машины в такую цену не было.
Миллиардеры
Лилианна силилась не вспоминать о Дмитрии Сауриди, его ужасном нраве, совершенных губах, злобных взглядах и презрении ко всем. Она хорошо справлялась, пока два часа спустя ее не вызвали к гостевому столику.
– Лилианна? – обратился к ней незнакомый мужчина, когда она подошла.
– Да, – настороженно ответила Лилианна.
– Мистер Сауриди попросил передать это вам, – произнёс он, улыбаясь точь-в-точь как Алекс-ассистент перед своим уходом. Оба мужчины своим видом выказывали ей свою жалость. Ей тоже следовало пожалеть их. Они работали на мистера Сауриди каждый божий день. Ей довелось обслуживать его лишь в течение часа, чего оказалось более чем достаточно. Он протянул ей конверт с написанным на нём изящным почерком моим именем.
Снедаемая любопытством, что же всесильный мистер Сауриди мог прислать обычной официантки несколько часов спустя них катастрофической встречи, Лилианна поддела пальцем уголок конверта и разорвала бумагу. Возможно, он испытывал чувство вины, что не оставил ей чаевых. Это было бы мило с его стороны. Вытащив листок бумаги, Лилианна ахнула.
– Что там? – поинтересовалась Анжела, одна из посудомойщиц.
– Счёт за часовой сеанс химчистки в пятьдесят семь долларов!
– Зачем кому-то передавать тебе счёт из химчистки? – на лице Анжелы отразилось недоумение, схожее чувство овладевало и ею.
Он отказал ей в огромных чаевых, а теперь прислал ей счёт за чистку его брюк? Этот мужчина обладал состоянием, которое она никогда в жизни не скопит, а теперь просил возместить ему эту сумму? Никогда за всю свою жизнь она не испытывала такого бешенства. Часть ее хотела швырнуть этот чёртов листок бумаги в мусорную корзину. Пусть хоть всех своих помощников пришлёт, чтобы получить свои треклятые пятьдесят семь долларов. Она не станет платить их.
Чем больше Лилианна думала о нём, тем сильнее распалялась. Кто платил пятьдесят семь долларов за химчистку своих брюк? Это ж в высшей степени грабёж!
***
Получить пропуск на пятьдесят четвёртый этаж, как оказалось, не так-то просто. Несмотря на странное, по мнению охраны, содержимое ее сумки и ее внешний вид: белая рубашка, потертые джинсы и спортивные кроссовки– Лилианна оставалась чужестранкой на чужой земле. У каждого присутствовавшего в вестибюле имелся электронный пропуск и модный портфель. Ей пришлось едва ли не распрощаться с жизнью и показать свои водительские права, чтобы ее пропустили к лифту. Добравшись до этажа, предоставленного «Сауриди корпорэйшн», она встретилась с новой чередой препятствий. Ей следовало бы понимать, как будет трудно встретиться с главой крупной организации.
– Но у вас назначена встреча? – в который раз спросил ее сидящий за конторкой мужчина.
– Не совсем, но мистер Сауриди попросил, чтобы я кое-кто занесла ему, – ответила Лилианна, зная, что не похожа на человека, который бы обычно приносил мистеру Сауриди что-нибудь, кроме кофе.
У него ужасно болела голова. В висках пульсировала кровь так, что даже таблетки перестали действовать.
Час назад он кричал на всех подряд по совсем незначительным причинам. Семь лет он возглавлял фирму, опираясь на свои знания и навыки.
Отец Дмитрия умер от сердечной недостаточности, а мать…
Он криво усмехнулся, погружаясь в прошлое. Его мать было шлюхой, которая забеременела от его отца. Она не смогла сделать аборт, ведь срок был уже большой и пришлось рожать. Она родила Дмитрия и бросила его к отцу. Отцу, который, убедившись, что это его сын, принял его, но не смог дать достойной любви.