Мой друг Карлос Шакал. Революционер, ставший героем голливудских фильмов «Шакал» и «Карлос»

Вернувшись в квартиру, Карлос взял гитару: на стене висело большое фото Фиделя Кастро, эмблема, на которой была изображена мертвая голова с надписью «Куба сражается с дьяволом», и вырезки из газет о героических страницах палестинского сопротивления. Здесь же у него стояла походная кровать, где он мог периодически ночевать, и совершенно контрастирующий со всем остальным в студенческой однушке шкаф, наполненный роскошными костюмами Карлоса — от Нины Риччи до Кристиана Диора. Один костюм мог стоить больше, чем месячная рента за это жилье, на которое скидывались две подружки-студентки (кроме Нэнси здесь жила Мария Тереза Лара, отсутствовавшая на тот момент). Такая одежда была его визитной карточкой — он ведь выдавал себя за уважаемого и обеспеченного торговца коврами. Покачивая бутылками с виски, Карлос присоединился к компании, уже зная о том, что Мухарбал — предатель.

В тот день комиссар Арран планировал поехать к семье в Тулузу, и болтливость Мухарбала уже не приносила ему удовольствия — он твердо решил отправить мерзавца в Бейрут, обрекая его на верную смерть. Но перед этим надо было проверить ту квартиру. Ему и двум напарникам пришлось ехать за ливанцем. То и дело в отношении Мухарбала раздавались незлобные проклятья — инспекторы Раймонд Ду и Жан Донатини был «сняты» с вечеринки в честь уходящего на пенсию коллеги. Пока они ехали по темным улицам Парижа, Мухарбал донес, как выглядит этот связной, и, помешкав, добавил, что он может быть очень опасен. Арран только махнул рукой.

«Агент Моссада Рифф увидел, как Карлос вошел в свою квартиру. Следом приехал Мухарбал в гражданском автомобиле полиции вместе с полицейскими. Двое из них остались стоять с ним на лестнице, а третий постучал в дверь. Карлос открыл, полицейский в штатском представился, и Карлос впустил его. Они проговорили около 20 минут. Карлос производил, очевидно, приятное впечатление, никаких проблем. Они никогда его не видели и никогда о нем не слышали. Полицейские думали, что они просто проверят какую-то “наводку”. Незначительное дело», — вспоминает Островский.

Рифф рассказывал потом, что его так колотило при наблюдении за происходящим, что он готов был все бросить и побежать предупредить полицию. Но он этого не сделал. Наконец полицейский сказал Карлосу, что он привел с собой человека, которого он, видимо, знает:

— Я хотел бы, чтобы вы с ним поговорили. Вы не возражаете выйти на минутку?

По версии Островского, полицейский дал знак своим коллегам на лестнице подняться вместе с Мухарбалом. Когда Карлос увидел его, то ему все стало ясно. Он сказал полицейскому: «Хорошо, я пойду». Другие в комнате не подозревали, что происходит, и продолжали веселиться. Карлос спросил, может ли он оставить гитару и взять куртку. У полицейского не было возражений. За это время к двери подошли еще трое его коллег.

Карлос зашел в смежную комнату, бросил гитару, схватил куртку и открыл футляр гитары, где лежал пистолет-пулемет 38-го калибра. Завязалась перестрелка.

«У Риффа едва не сдали нервы, когда он из своей квартиры наблюдал за этой мясорубкой. У него не было оружия, беспомощно он увидел, как Карлос пристрелил Мухарбала и спокойно покинул место преступления».

Убедившись в смерти агента, Карлос рывком вылетел из квартиры, по-киношному перепрыгивая через стены, разделяющие внутренний двор. На бегу он прячет автоматический пистолет себе за пояс и исчезает в темноте между домами.

Оказавшись на оживленной улице, Карлос мгновенно сбавил шаг и как следует отдышался: погони не было, свидетелей, которые сейчас его могли опознать, — тоже, и даже электричество, вдруг погасшее в просматриваемом участке, также было за Карлоса. Он ухмыльнулся и впервые за это время потер себе виски. Боль растекалась от основания черепа до этих самых пульсирующих висков. Он облокотился о телефонную будку…

В квартире на Тулье была паника: Эдгар первым выскочил из квартиры, за ним Лейма и Урданета. Молодые люди бежали, практически перестав дышать, и пришли в себя только у Люксембургского сада, когда Урданета сказал, что надо помочь раненым. Оказавшись снова у дома Нэнси, они увидели истекающего кровью Жана Аррана, бредущего по улице и прижимающего руку к развороченной пулями шее. Из четверых остался в живых только он. Но толком узнать ничего не удалось: никто не мог опознать Ильича Рамиреса Санчеса — ни плохо знавшие его студенты, ни раненый комиссар Арран, который… отказался давать показания. Этот неудобный факт никак не укладывался у меня в голове. Зачем комиссару было отказываться от опознания? Только потом мне стало известно о роли «Моссада» в этой операции. По телефону Карлос рассказал мне, почему Арран так поступил на допросе.