Мой друг Мегрэ

– Неужели у вас ничего не найдется поесть? Хоть самую малость. В такую жарищу у меня не хватит духу тащиться в ресторан к шлюзу.

– Вы думаете, что-нибудь осталось? Черта с два! Прежде всего, гостиница бездействует. Она закрыта. Точнее говоря, она продается. Вот уже три года, как продается, и всякий раз, когда находится покупатель, хозяйка начинает колебаться, вечно находит какой-нибудь предлог и в последний момент о сказывает. У нее и без того хватает на жизнь, можете не сомневаться!

– А сами-то вы что собираетесь есть?

– Хлеб с сыром.

– Неужто нам не хватит на двоих?

Вид у Мегрэ был кроткий и добродушный: глаза большие, лицо чуть одутловатое. Он уселся на кухне запросто, как у себя дома, хотя Ремонда и заявила ему:

– Уходите отсюда. Здесь еще не прибрано. Я накрою вам в столовой.

Но он заартачился.

– Сейчас посмотрю, может, найдется хоть банка сардин, – продолжала Ремонда. – Может, завалялась. Поблизости ни одной лавчонки. Мясник, колбасник, даже бакалейщик из Корбейля поставляют продукты только в солидные дома. Например, Маликам, Кампуа. Когда-то они здесь тоже останавливались и снабжали нас продуктами. Но теперь хозяйка сама почти ничего не ест и думает, что и другим не нужно… Пойду посмотрю, нет ли яиц в курятнике.

Нашлось три яйца. Мегрэ настоял на том, что сам сделает омлет, и девушка, смеясь, наблюдала, как он разбивает яйца, отделяя желтки от белков.

– Почему вы не пошли завтракать к Маликам? Вас же приглашали? Говорят, их повар раньше служил шефом не то у шведского короля, не то у норвежского, точно не знаю.

– Предпочитаю остаться здесь и закусить вместе с вами.

– Здесь? На кухне? На столе без скатерти?

Однако комиссар говорил правду. Ремонда оказала ему большую услугу. Здесь он чувствовал себя непринужденно. Скинул пиджак и закатал рукава рубашки. Время от времени вставал, чтобы подлить кипятку в кофе.

– Ума не приложу, что ее здесь удерживает. – Ремонда снова заговорила о старой Жанне. – Денег у нее столько, что самой ей никогда не истратить. Детей нет. Никаких наследников. Даже племянников она давно уже выставила за дверь.

Все эти сведения вместе со вчерашним впечатлением о старухе Жанне и разными незначительными подробностями помогли комиссару создать законченный образ хозяйки гостиницы.

Когда-то она была красива. Ремонда это подтвердила. Это чувствовалось даже теперь, хотя Жанна совсем за собой не следила и выглядела старше своих пятидесяти лет.

Привлекательная, умная женщина, она вдруг опустилась, стала пить, нелюдимо жила в своем углу, всем была недовольна и набиралась до того, что по целым дням не вставала с постели.

– Она никогда не решится уехать из Орсена! Ну что ж! Когда все интересующие его персонажи приобретут для него такую же человеческую осязаемость, как хозяйка гостиницы «Ангел», все прояснится.

Он был уже близок к тому, чтобы понять и Бернадетту Аморель.

– Старый Аморель – его давно уже нет в живых – был нисколько не похож на своих зятьев. У него больше общего с Кампуа. Не знаю даже, как вам это объяснить. Он был суров, но справедлив. Запросто беседовал у шлюза с грузчиками, не гнушался и стаканчик с ними выпить…

Итак, первое поколение поднималось по социальной лестнице. Большой, солидный дом, без излишней роскоши.

И второе поколение: две дочки выходят замуж за братьев Малик. Модная вилла, роскошные машины.

– Скажите, Ремонда, вы хорошо знали Мониту?

– Конечно, знала. Я застала ее еще девочкой. Ведь я поступила в «Ангел» семь лет назад. Тогда ей было не больше десяти. Совсем как мальчишка была! Убегала от гувернантки, и ее повсюду искали. Случалось, что всех слуг посылали на розыски, и они бегали по берегу вдоль Сены. Чаще всего она откалывала номера вместе со своим двоюродным братцем Жоржем Анри.

Жоржа Анри Мегрэ еще не видел. Ремонда рассказывала о нем:

– Он не такой чистюля, как его брат, куда там! Вечно в замызганных шортах, босиком, растрепанный. Отца он всегда боялся…

– А что, Монита и Жорж Анри были влюблены друг в друга?

– Не знаю как Монита – девушки всегда лучше умеют скрывать свои чувства, – но он-то, конечно, был влюблен.

В кухне было прохладно и тихо. В окно проникал лишь косой луч солнца. Мегрэ, положив локти на навощенный некрашеный стол, курил трубку и медленными глотками пил кофе.

– Вы видели его после смерти Мониты?

– Видела на похоронах. Он был очень бледный, глаза красные. Посреди службы вдруг зарыдал. На кладбище, когда проходили перед открытой могилой, схватил охапку цветов и бросил на гроб.

– А потом?

– Мне кажется, его не выпускают из дома… Ремонда с любопытством смотрела на Мегрэ. Она слышала, что он знаменитый сыщик, что за время своей службы ему удавалось выловить сотни преступников, распутывать самые сложные дела. И этот человек сидел без пиджака здесь, в кухне, курил трубку и запросто разговаривал с ней, задавая обычные вопросы.

На что он мог рассчитывать? У нее даже шевельнулась жалость к нему. Видно, начал сдавать, раз его отправили на пенсию.

– Теперь я должна вымыть посуду и подмести пол.

Но Мегрэ все не уходил, и лицо его казалось бездумным и безмятежным.