Мой друг Мегрэ

«Сударь,

Прошу Вас прекратить расследование, порученное Вам мною в состоянии депрессии, вполне, впрочем, понятной, принимая во внимание мой возраст и тяжкое горе, которое на меня обрушилось.

Не исключено, что по этой причине я могла дать некоторым печальным событиям толкование, противоречащее подлинным фактам, и теперь жалею, что побеспокоила Вас.

Ваше пребывание в Орсене только усугубляет и без того тяжелое состояние членов моей семьи, и я позволю себе добавить, что нескромность, с какой Вы выполняете доверенную Вам мною задачу, бестактность, которую Вы уже успели проявить, заставляют меня просить, чтобы Вы уехали отсюда как можно скорее.

Надеюсь, Вы меня поймете и больше не станете беспокоить семью, испытавшую и без того так много горя.

Во время моего неосмотрительного визита в Мен-сюр-Луар я оставила у Вас на столе пачку денег – десять тысяч франков, предназначенных для покрытия первых расходов. Прилагаю к этому письму чек на такую же сумму и прошу Вас считать дело законченным. С наилучшими пожеланиями

Бернадетта Аморель».

Почерк крупный, заостренный, принадлежал Бернадетте Аморель, но стиль был явно не ее, и Мегрэ с лукавой улыбкой положил в карман письмо и чек, нисколько не сомневаясь, что прочитанное им сочинено Эрнестом Маликом, а не старой дамой.

– Я должна предупредить вас, что хозяйка недавно спрашивала у меня, когда вы собираетесь уехать.

– А что, она хочет выставить меня за дверь? Толстая Ремонда от смущения залилась краской.

– Вы не так меня поняли. Просто она говорила, что больна, что у нее сейчас приступы…

Мегрэ бросил взгляд на стоящие в углу бутылки – основную причину этих приступов.

– А еще что?

– Дом со дня на день будет продан.

– Так! А еще что, милая Ремонда?

– А еще прошу вас со мной не разговаривать. Я предпочла бы, чтобы она сама сказала вам все это. Она говорила, что мне неприлично находиться под одной крышей с мужчиной. Она слышала, как мы вместе ели в кухне, и набросилась на меня с упреками.

– Когда ей угодно, чтобы я убрался?

– Сегодня вечером. Самое позднее – Завтра утром.

– Но ведь здесь нет другой гостиницы?

– Есть, только в пяти километрах отсюда.

– Ладно, Ремонда. Вернемся к этому вопросу завтра утром.

– Но мне нечем вас кормить сегодня, и мне запрещено…

– Я поужинаю у шлюза.

Так он и сделал. Возле шлюзов обычно имеются лавки для речников. В тот день в бьефе как раз пришвартовалось много катеров, и женщины, окруженные малышами, закупали провизию в лавчонке, служившей одновременно таверной.

Все эти речники работали на Аморелей и Кампуа.

– Дайте мне, пожалуйста, пол-литра белого вина, колбасы и полфунта хлеба, – попросил Мегрэ.

Но это был не ресторан, а всего только лавчонка. Он уселся у края стола и стал глядеть на воду, бурлившую у подъемного затвора шлюза. В прежние времена крепкие лошади медленно тянули баржи вдоль берега, а маленькая босоногая девочка шла по бечевнику и погоняла их кончиком длинного прута.

Конная тяга и теперь еще иногда встречается на некоторых каналах, но Аморель и Кампуа с их дымящимися буксирами и моторными баржами изгнали ее с верховий Сены.

Колбаса оказалась вкусной, вино – легким, слегка кисловатым. В лавке пахло корицей и керосином. Ворота шлюза открылись, и буксир, ведущий за собой баржи, как курица цыплят, продвигался к верхнему шлюзу. Смотритель, освободившись, подсел за стол к Мегрэ.

– А я думал, что вы сегодня вечером уезжаете.

– Кто это вам сказал? Смотритель немного смутился.

– Ну, знаете, если верить всему, что говорят!..

Малик не терял времени даром: он защищался. Неужели он уже успел спуститься к шлюзу?