– Инки больше нет, хотя она иногда мне сниться в своем красивом платье около какого-то озера. И иногда мне сниться, что когда-то давно мы были братьями, – грустно улыбнулась Оля – я не видела этого, а чувствовала. И она говорит, что нужно жить дальше. И ты живи дальше. Не верю, что это говорю я. И все-таки рядом с тобой, и правда, тепло – ты горячая такая. А мы с Дэном все время мерзнем. И Димка горячий… Очень.
Мне пришлось вновь кивнуть.
– Я пойду. Спасибо, Маша.
– Это… Прости, что так вышло из-за Димки. Он мне хороший друг и не больше, – сказала я на прощание Оле очень смущенно. Вышло все как-то тупо… – И я хочу, чтобы он был счастлив. Мне кажется, вы друг другу подходите.
Она отошла на пару шагов от меня, кивнула серьезно и не произнесла больше ни слова – только негромкое «пока», когда уходила из квартиры.
Но ее взгляд меня радовал: он перестал быть каким-то безнадежным и чужим, взглядом «правильной девочки», и в нем пока еще очень слабо, но зажглись две звезды, излучающие такой же свет, как и искры глаз Димки. Только у него свет был импульсивным, резковатым, а у нее – мягким и женственно-приглушенным. Если Димка разглядит в Ольге Князевой что-то большее, чем просто девушку на ночь, то они и вправду будут отличной парой.
– Маша, это твоя новая подруга приходила? – спросила мама, выглядывая из своей комнаты. Там она живо обсуждала что-то «свадебное» с тетей Линой – мамой Насти.
– Ну-у-у, может быть, когда-нибудь мы и станем подругами, – туманно отозвалась я.
– Что-что? – не расслышала она.
– Да, подруга, – громко отозвалась я. – Мам, мне сейчас уйти надо срочно!
– Куда это еще? – неожиданно появился в прихожей братец – он по случаю собственной свадьбы и приближающегося медового месяца пошел в отпуск. Как и Настя, вчера он устроил себе мальчишник – по крайней мере, его не было ночью дома, а утром он пришел не выспавшийся, злобный и голодный, но, правда, трезвый, как стекло.
– Надо мне!
– Куда тебе все время надо? – рассердился он.
– Куда надо, туда надо, громила.
– Никуда ты не поедешь, – заявил Федька.
– И почему?
– Тебе одной нельзя, – вдруг заявил он и, поняв, что что-то не то ляпнул, добавил шутливо, – ты людей распугиваешь.
Я только головой покачала и побежала в свою комнату одеваться. В мозгах засела только одна-единственная тревожная противная мысль – найти Дэна и сказать ему «прости». И эта мысль громко тикала – как бомба замедленного действия, грозя в само ближайшем будущем взорваться и убить идиотку Чипа. И… вдруг он не простит меня из-за этого внезапного поцелуя с Димкой и из-за того, что я оскорбила Дениса своим никчемным поведением?
В результате брат почему-то не возжелал отпускать меня никуда одну, словно мне было три года, и повез меня к дому Смерчинских на своей машине. Мне очень хотелось, чтобы мой Дэн или хотя бы его мать были дома. Очень. Очень-очень.
Ну пожалуйста! Я очень прошу, Господи!
Ольга вышла из дома Маши в совершено смешанных чувствах. И зачем она выложила этой шумной Бурундуковой все на свете, да еще и не сдержала слез, хотя так крепко запечатала их где-то глубоко еще давным-давно? Правда, стало внезапно легче, как будто бы она, Оля, общалась не с шумной смешливой одногруппницей, а с какой-то феей, забравшей у нее едва ли не половину боли.
Раньше так умела делать только Инка – оттягивать на себя чувства, но ее не было рядом с Олей уже 4 года.
К тому же Бурундукова оказалась не такой уж и дурой – мигом просекла, что виновата перед Денисом, и бросилась его искать. Ольга и правда понятия не имела, где сейчас Смерчинский. И никто из друзей не знал этого, и даже отец – номер его мобильного у Князевой был. Светловолосая девушка понятия не имела, куда вдруг подевался не переносящий одиночества Денис, и что с ним сейчас. Последним его видел все тот же Игорь. По телефону он сказал Ольге, что со Смерчем он общался как раз в тот день, когда тот засек свою Марью в компании с Димой.
– Он увидел, как эти двое целуются и рассердился. Мы уехали на другую улицу. Ох, и злой он был. Черт возьми, Олька, давно я не видел его таким. Дэнка ничего не бил и не ругался, но выглядел, как маньяк – сам себя так цапнул, что кровь по руке потекла. Придурок! Потом вроде бы взял себя в руки и попросил отвезти до хаты. В больницу Дэнв возвращаться не захотел. Я довез его, передал из рук в руки явно офигевшим предкам и торчавшему там старику Юрьичу, – Игорь весьма фривольно назвал степенного и величественного Даниила Юрьевича по отчеству. – И все, больше не видел. Правда, звонил ему несколько раз, отчитывался, как там и что с безопасностью его девчонки, и спрашивал, что с ним, а он говорил, что все в порядке, он отдыхает дома. И ничьих рож видеть не желает. А, Ольк, он еще заявил, что вскоре кое-что сделает, что нужно было сделать давно, а что – не признался. Он у нас не суицидник случаем? У него башню сорвало окончательно.
– Не думаю, – отозвалась Оля, и на этом их разговор закончился.