Мои южные ночи

Оказавшись внутри, я тут же начала искать глазами каких-нибудь похожих на картинных духовидцев дедушек с длинными белыми бородами и суровым выражением на испещренных морщинами лицах, которые, по моему твердому убеждению, должны были бы меня сразу раскусить и отправить восвояси. Но, на мое удивление, навстречу приподнялся довольно молодой человек. Уже усевшись напротив него, я настороженно принялась его разглядывать. Молодой мулла был необыкновенно хорош собой. «Селекционный святой отец, уровень – бог», – усмехнулась я про себя. Религиозный деятель был высок, загорел, отлично сложен и, по всей видимости, не брезговал ежедневными тренировками в спортивном зале, при этом обладал удивительным тембром голоса, глазами цвета размытой лазури и белоснежной улыбкой. Я на миг представила, какое впечатление должен производить этот улыбчивый красавец на менее искушенных и не разбалованных мужским вниманием прихожанок. «Вероятнее всего, большая их часть таскается сюда поглазеть на этого доброго молодца, а после сеанса ощущает удивительную легкость – что же, неплохой пиар-ход для духовного учреждения. Даже и джинны сразу унимаются и перестают их мучить, – маловерно хмыкнула я. – Что поделать, правильная реклама – двигатель торговли. А уж тем более когда рекламой занимаются ожившие олимпийские боги».

Мулла, наулыбавшись моему смущению вдоволь, задал мне пару-тройку вопросов: откуда я приехала, чем занимаюсь, замужем ли, я же при этом чувствовала себя весьма скованно, представляя себе и так и эдак, как же этот мистер вселенная будет надо мной читать святую книгу и как я при этом должна буду себя вести. Затем я решила, что в случае чего просто позорно сбегу без всяких объяснений. Не хватало еще, чтобы молодой священник стал свидетелем выхода на поверхность моего джинна и услышал то, что этот джинн мог ненароком сболтнуть. Но, к моей радости и, как мне показалось, к небольшому разочарованию красавца-муллы, вскоре выяснилось, что тут, внизу, размещалась всего лишь приемная, духовидец же принимал своих прихожан на втором этаже.

Мистер вселенная проводил меня тоскливым взглядом, я в последний раз подивилась совершенству его загорелого лица и отправилась навстречу своей судьбе.

Комната, в которую я попала, была совсем не похожа на какое-то мистическое пристанище мага-экзорциста. Она скорее напоминала обыкновенный кабинет – простая, светлая, без каких-либо следов отправления культа. Стол, стулья, несколько книг. Что меня удивило – так это располагавшаяся под окном кровать, накрытая покрывалом зеленого цвета. Должно быть, вот здесь и изгоняли джиннов из легковерных гражданок.

И вот наконец я увидела его. Понимаешь, я не могу объяснить, каковы были черты его лица, хорош ли он был собой, или лицо его было высечено грубо, словно из плохо отесанного гранита. Кажется, я решила тогда, что он похож на человека, привыкшего к тяжелому физическому труду.

Он был высок – гораздо выше меня, – могуч и широкоплеч. Лет ему было, наверное, за сорок, а может, и под пятьдесят, но он совсем не походил на благостных белобородых старцев (дались они мне!). Я помню точно, что у него были удивительные руки. Нет, не аристократические, ни в коем случае, я терпеть не могу их обладателей: в слишком изящных для мужчины руках всегда кроется какой-то подвох. Его кисти были большими, крепкие натруженные ладони спокойно лежали на столе, походя на руки рабочих, которых рисовали в свое время на советских плакатах. Такие же крупные и сильные. И в первый миг, когда я увидела его, внутри у меня кольнуло что-то, пробежала смутная тень перед глазами, показалось, будто я уже видела это лицо раньше. Пробежала – и тут же исчезла.

Вместе со мной в комнату к мулле вошла женщина – еще на первом этаже я услышала, как мистер вселенная назвал ее по имени – Фатьма. Маленькая, под подбородок закутанная в черное, со следами былой красоты и даже пластической хирургии на лице, она смотрела на муллу безумными, влюбленными глазами. Не просто как на самого прекрасного в мире мужчину, но как на светоча, учителя, средоточие мудрости и тайного знания. В моей наводненной разнообразными идеями голове тут же начал стучаться новый сюжет.

Однако сейчас не время было предаваться философским размышлениям, и я принялась наблюдать за разворачивавшейся передо мной сценой. Мулла, по-отечески глядя на Фатьму с высоты своего огромного роста, что-то степенно объяснял ей. Она же, как ученица первого класса, слушала его с предельным вниманием и безмолвно шевелила вслед за ним губами. Вероятно, речь шла о ком-то из больных душевным недугом, которого Фатьма привела за собой в этот религиозный центр, и сейчас она изо всех сил старалась уложить в голове наставления муллы, чтобы не забыть их впоследствии. Мулла говорил, а Фатьма покорно кивала и блестела из-под скромно опущенных ресниц совсем не тем взором, которого можно было бы ожидать от женщины, явившейся к духовному наставнику.