Мой Карфаген обязан быть разрушен

Тут еще раз выныривает рыбка, еще раз показывает головку, наша летучая рыба-случайность. Вариант с царевичем Владиславом. Вариант, что на российский престол взойдет, оставляя Русь вполне православной, но проводя реформы, иноземный государь, и возникнет расширенная Речь Посполитая, включающая в себя не только Польшу и Литву, но еще и Россию.

И все эти варианты абсолютизма на потенциальном уровне захлебываются, пока у нас не наступает ровная скучная линия жизни, которая проходит по царствованию Михаила и Алексея Михайловича.

Но это мы очень сильно забежали вперед по гребням волн. А если вернуться и посмотреть на Григория Отрепьева, последний раз посмотреть на то, что у нас могло бы быть, на то, что не случилось, на это великое Несбывшееся, которого нам не было дано?

Григорий не медлит. Он начинает делать все сразу и начинает это делать совершенно блестяще. Он привозит с собой иностранную супругу, Марину Мнишек. Чем была Марина хороша? Она была красива. Она была вздорная и пустая и никак не годилась для того, чтобы реформировать Русь. Она была хороша другим. Она была хороша тем, что просто жила иначе. Она выросла в других условиях. Она привыкла к жизни в свободной стране, при конституционной монархии. Она привыкла к балам, к маскарадам, к полному отсутствию Домостроя, к эмансипации, к феминизму. Она привыкла к тому, что устраиваются турниры, выбираются короли, и эти все она несла в себе. Конечно, это был эффект взорвавшейся атомной бомбы, когда Марина явилась к этому косному византийскому двору; Димитрий даже не требовал, чтобы она приняла православие, и она сохранила своих священников, которые вместе с ней прибыли на Русь, и польских панов из ее свиты.

Польские дворяне дают разумные советы, потому что в Московии они видят дикие вещи. Они, конечно, советуют Марине, советуют и Димитрию. Димитрий уже в общем-то не нуждается в советах, он и сам того же хочет. Полностью реорганизуется светская жизнь. Несчастный Димитрий пытается устраивать в Москве балы и маскарады. Можете себе представить, как на это реагирует московское народонаселение.

Петр был не первым царем, которого обозвали Антихристом. Первым был Григорий Отрепьев. Маскарад, снежная крепость. Взятие снежного городка, игрушечные бои, турниры, дуэли. Конец света наступил. Антихрист на Руси. Только Раскола еще не было, а то побежали бы в скиты и стали сжигаться.

Дальше – полный скандал. В мыльню они не ходят, то есть в баню не ходят вместе. Димитрий с Мариной ходят мыться по отдельности, ванну принимают. Она еще ванну с собой приволокла из Варшавы. Разврат. Не ходят вместе в мыльню! В церковь мало Димитрий ходит, заглянет, перекрестится, меньше даже, чем Черномырдин там стоит. У него есть дела, ему не до того, а в храме – тоска зеленая. Скандал полный. Царь должен был все службы отстаивать, ему и править-то было некогда. Реформы некогда было проводить, потому что он все время в храме околачивался.

После Ивана Васильевича, который по ночам молился, казнив очередную тысячу несчастных, ни в чем не повинных подданных, да в рясы всех палачей-опричников поодевал (а Федор вовсе не выходил из церкви), на Москве появляется такой агностик. Как можно было это перенести? Как можно было перенести то, что он сделал с боярами? Ладно там народ. Народ недоволен, народ ропщет, хотя народ опять-таки подкармливают. Опять-таки находят какие-то ресурсы, что-то раздают. Димитрий даже додумался до освобождения крестьянства, задолго до Александра Второго. Просто все попытки объясниться с выборными от крестьян, найти даже каких-то выборных, упираются в полную неспособность крестьян кого-то выбрать. Он дает задание боярам. Бояре не знают, что делать, они ему притаскивают первых попавшихся крестьян. Потому что бояре тоже не понимают, как это крестьяне должны кого-то выбирать. Конец XVI-го века, начало XVII-го. Крестьяне и вовсе не понимают этого. И что получается из разговора? Крестьяне только бьются лбом об пол и говорят, что они для батюшки-царя рады постараться. Никакого диалога не вышло. Он им втолковывает про освобождение, спрашивает, хотят ли они жить независимо, без барина, они же не понимают, о чем он говорит. Просто не понимают. Он говорит о каких-то вариантах земельной реформы, о правилах землепользования. В общем, это даже хуже, чем у Чаянова получилось. Уровень Вавилова – и уровень юродивого Николки.