Вооружившись топорами, Каро с Орифом пошли искать сухие деревья. Притащив к костру несколько брёвен, Каро решил немного передохнуть.
Ноги сами потянули его в ту сторону, куда Лика ушла мыть посуду. Он увидел её на берегу узенькой речушки, больше похожей на крупный ручей: держа в руках ведро с грязной посудой, она застыла в нескольких метрах от кромки воды и задумчиво смотрела на водную гладь.
— Ты чего там увидела? — улыбнулся Каро. — Рыба что ли плавает?
— Ага! — скептически хмыкнула Лика. — А вдруг там ВОДЯНОЙ?! — боязливо прошептала она и поёжилась: — Вот выскочит — и утащит меня на дно…
Каро вдруг вспомнил их разговор на понтоне: «Я не люблю воду — мне кажется, что за ней скрывается что-то мрачное и ужасное… Оно будто следит за мной — и ждёт подходящего момента, чтобы утащить…»
— Эх, ты… — подошёл он к Лике и забрал ведро. — Давай помогу — меня не утащит! — усмехнулся Каро.
Вытряхнув посуду на землю, он зачерпнул воды и поставил ведро перед Ликой. Присев на корточки, она осторожно потрогала воду кончиками пальцев, (словно опять прислушивалась к своим ощущениям).
— Фу-у… холодная… — брезгливо отряхнула руку
Лика.
— Дай сюда! — вновь усмехнулся Каро.
Присев рядышком, он поднял с земли тряпку с мылом и с невозмутимым видом начал мыть посуду.
— Значит так: я мою — ты вытираешь! — скомандовал он. — Идёт?
— Угу! — радостно кивнула Лика, весьма довольная, что ей не придётся мочить руки в холодной воде. — А Вы дома тоже сами посуду моете? — с любопытством посмотрела она на Каро.
— А кто же ещё? — усмехнулся он.
— А как же жена? — продолжала любопытничать Лика. — Это ЕЁ обязанность всё прибирать.
— Во-первых, я не женат, — слегка улыбнулся Каро. — А во-вторых: люди женятся не для того, чтобы им посуду мыли и квартиру прибирали. Семья для другого нужна.
— Знаю я, для чего она нужна! — фыркнула Лика. — Детей рожать. Мужчина пришёл с работы — и лежит себе на диване! А ты: и дом прибери, и обед приготовь, и за детьми присмотри… Не-е-е… — покачала она головой. — Я, лично, никогда замуж не пойду! — Это ты сейчас так думаешь, — возразил Каро. — А влюбишься — совсем по-другому думать начнёшь!
— Вот ещё! Мужчины все такие: сначала наврут с три короба про любовь, а потом… Вот тебе, родная, тряпка — иди чисти кастрюли! Ой… — вдруг растерялась она, только теперь сообразив, что говорит это мужчине — и это ОН моет за неё посуду. — А это Вы меня с дерева сняли? — быстро сменила Лика тему разговора.
— Я, — кивнул Каро, намыливая очередную тарелку. — Ты зачем туда залезла-то?
— Я думала, там шишки есть… — честно призналась она.
— Это кедровые, что ли? — усмехнулся Каро. — Так они на другой сосне растут, а это обычная была.
— Ну, я смотрю: веточки большие такие, пушистые… Дай, думаю, проверю… — вздохнула Лика.
— Эх ты, «белочка»! — рассмеялся Каро. — Не переживай, в город приедем — я тебе целый мешок этих шишек принесу! — пообещал он.
— Правда? — обрадовалась Лика.
— Правда-правда! — усмехнулся Каро.
Он с трудом держал себя в руках, чтобы ничем не выдать предательскую дрожь, пробегавшую внутри. Каро никогда не чувствовал ничего подобного: он совсем забыл о друзьях и родных Лики, (казалось, что на всём белом свете никого нет — только он и она), и буквально таял от её взгляда, превращаясь в мягкий податливый воск…
Каждый раз, передавая чистую тарелку, он мельком бросал взгляд на тоненькие, слегка побелевшие от холода пальчики… Как же хотелось обнять эти хрупкие пальчики своими ладонями — и прикоснуться к ним губами, отогревая своим горячим дыханием! Как же хотелось ОБНЯТЬ эту девочку, крепко прижимая к себе — и почувствовать, как бьётся её маленькое сердечко…
Неожиданно из-за деревьев показался Ориф.
— Мать! Ты только посмотри, что наша дочь учудила! — позвал он Хельгу. — Сама мыть посуду не хочет — так она Каро припрягла!
— Он сам захотел! — тут же возмутилась Лика.
— Ну, конечно! — не поверил Ориф. — Можно подумать, человеку больше заняться нечем, как за тебя посуду мыть!
— Я, правда, сам, — смущённо улыбнулся Каро. — Вода холодная — замёрзнет ещё.
— Ты на её удочку не клюй! — покачал головой Ориф. — Та ещё «артистка» растёт: дай волю — махом на шею сядет и ножки свесит! Ишь, что удумала! Пошли-ка отсюда… — похлопал он его по плечу.
— Пока, «белочка»! — подмигнул Лике Каро, поднимаясь на ноги, и мужчины направились к костру.
— Вот что я тебе скажу, Каро: дочь у меня, (старшая), та ещё выдумщица! — начал Ориф. — Помню, она совсем маленькая была — а уже себе на уме! Как ни пойдём на прогулку — так она походит-походит немного, а потом начинает: «Ой, ножки болят, мои ножки! Ой, болят ножки мои!» Это значит, ей идти надоело — вот она и решила концерт закатить, чтоб на руках понесли.
— Может на самом деле ноги болели, — улыбнулся Каро.
— Может и болели… — задумчиво протянул Ориф и широко улыбнулся: — Потому и таскал: ПЯТЬ ЛЕТ на моей шее прокаталась! Ох, беда мне с дочкой, Каро… — покачав головой, пожаловался он. — Такая кобылка выросла — никакой управы нет! Скорей бы уж замуж отдать — и слава Тебе, Господи! Пусть муж потом мучается… — вздохнул он.