Мой Король...

Пока Ориф с Максом доставали коньяк и накрывали на стол, (дабы отпраздновать благополучный исход дела), Каро, (давным-давно считавшийся хозяевами чуть ли не членом семьи), отправился возвращать найденные серьги.

Он тихонечко приоткрыл дверь и вошёл в комнату. Лика спала. Закутавшись в одеяло, она подложила под голову один уголок и тихонечко сопела, изредка хмурясь и вздрагивая всем телом, будто заново переживая события прошедшего вечера.

Осторожно присев на край кровати, Каро молча смотрел, как она спит, и размышлял о том чувстве, что испытывал к этой девочке. Он сам не знал, чем она его так зацепила. Она не была сногсшибательной красавицей, (такая же обычная девчонка, как и все другие — не лучше и не хуже), характер у неё был совсем не ангельский, да и хозяйкой она была никудышной.

С первого дня пребывания в этом доме, Каро заметил, что трудолюбие и Лика — абсолютно несовместимые вещи! Как ни старалась Хельга привить дочери любовь к порядку, все её старания оставались напрасными. К вещам Лика относилась крайне небрежно, постоянно разбрасывая их по всем комнатам и углам. Шить и вязать, в отличие от своих сверстниц, не умела и вообще крайне негативно относилась к любому виду рукоделия, мотивируя это тем, что на дворе двадцатый век — и она не монашка в пансионе благородных девиц.

С едой было ещё хуже. Если Лика что-то готовила, то в голове невольно возникало подозрение, что она задумала кого-то отравить. Во всяком случае, именно так выглядели её кулинарные «шедевры», а вкусовые ощущения от этих «произведений искусства» не мог передать даже «могучий народный русский язык».

Тем не менее, именно эту девочку Каро хотел видеть своей женой. Именно с ней он хотел бы провести всю свою жизнь, день и ночь чувствуя, что она рядом. Именно с ней он хотел бы растить детей, (хотя прекрасно понимал, что все хлопоты и заботы по хозяйству лягут на его сильные мужские плечи). Она нужна была ему такая, какая есть: нужна до боли, до горьких слёз — и это было очень странное чувство для почти тридцатилетнего мужчины.

Каро никогда не испытывал ничего подобного. То, что он поначалу принял за сильное физическое влечение, на самом деле оказалось нечто другим, чем-то неизведанным, ни на что не похожим — и от того ещё более непонятным. Он не раз пытался разобраться в своих чувствах, но чем больше он думал, тем меньше ответов находил на свои вопросы. «За что…?» — мысленно спрашивал он сам себя и тут же отвечал: «За всё — просто за то, что она ЕСТЬ. За то, чтоб жила — и улыбалась…»

И ради этого он был готов на что угодно. Он готов был взвалить на себя все тяготы жизни, решать любые проблемы и делать всё, что она захочет. Он просто не мог сказать «нет», когда она смотрела на него своими большими широко распахнутыми глазами, и безропотно выполнял все её просьбы, какими бы они ни были. Он был готов перевернуть весь мир ради её улыбки — и убить любого, кто заставит плакать его малышку.

Каро хорошо понимал, что на самом деле мог сегодня убить всех, кто попался бы ему под руку, если бы Лика шагнула из окна. Он слишком сильно любил эту девочку: любил страстно, невероятно — и просто нереально. Он любил её до безумия…

Осторожно, стараясь не разбудить спящую Лику, Каро надел на неё серьги-сердечки и тихонечко вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Проснувшись утром, Лика отправилась в школу. В трамвае, как обычно, была жуткая толкучка: хмурые, не выспавшиеся лица мужиков, пахнувших крепким табаком и перегаром… накрашенные тётки с сумками и авоськами…

Протиснувшись в маленький уголок за кабинкой водителя, Лика встала на ящик с песком и уставилась в окно. Путь предстоял долгий, (почти до конечной), так что можно было спокойно подумать обо всём, что произошло накануне.

Вообще-то Лика плохо помнила вчерашний вечер. Всё, что осталось в памяти — это открытая форточка и взмах отцовской руки, выбрасывающей серьги на улицу. А затем в глазах наступила тьма… Чёрная кромешная мгла обступила её сплошным туманом, лишая возможности что-либо видеть и соображать. Единственное, чего она хотела — это сбежать, бежать из дома как можно дальше, чтобы никогда уже не чувствовать себя такой обиженной и обманутой, (тем более близкими людьми).

А потом появился голос: тихий, спокойный, уверенный. Она вдруг почувствовала, что может доверять ему, что он никогда её не обидит и поможет избавиться от этой тьмы, окружившей её плотной стеной.

Лика не помнила, что он говорил. Он говорил… говорил… и незаметно всё встало на свои места. Она даже не сразу поняла, что это был дядя Каро, а когда поняла, то слегка удивилась тому, как легко и просто было общаться с ним, будто между ними не было никакой разницы в возрасте. Он был для неё скорее старшим братом, чем взрослым дядькой, да и обращался с ней, как с младшей сестрёнкой, а не девочкой-подростком «на выдании».