Мой личный военный трофей

— Не нужны мне никакие дела, все эти статьи ваших проклятых космополитов. (Не помню, может, и похлеще слово было сказано, возможно, но не поручусь, мне и этого было бы достаточно.)

— Немедленно убирайтесь вон из моего кабинета! — закричала я, забыв, что он уже не мой.

Сергей Сергеевич вбежал на крик, стал подталкивать к двери опешившего Суркова, а я… я упала — как потом выяснилось, с микроинфарктом.

Придя на следующий день в редакцию и узнав об этом, Твардовский попросил соединить его с Е. Сурковым.

— После того, что вчера произошло в редакции, коллектив не считает возможным работать с Вами.

Так второе пришествие Е. Суркова в “Новый мир” длилось ровно сутки.

Жила я в то время одна, и ухаживали за мной поочередно сотрудники вперемешку с авторами журнала. Однажды ночью мне стало совсем худо, дежурившая Наталья Викторовна Соколова (более известная как Ата Типот) вызвала “неотложку”. Нужно было сделать укол, а я их со времен войны боюсь — при какой-то обязательной прививке под лопатку сломалась игла, со мной долго и болезненно возились.

— Женя, Вы же сильный человек, — уговаривала меня Ата.

— Не дамся.

— Вы же были на фронте.

— Не дамся.

— Женя, Вы же член партии.

Я засмеялась, сестра воспользовалась этим мгновением и вкатила мне в руку свою камфору.

“Вопросы литературы”, ГДР, Прага и др.

Как-то так получилось, что до сих пор моя жизнь состояла из четырехлетних периодов: четыре года (вместо положенных пяти) — университет, четыре года — война, четыре года — Германия, четыре года — “Новый мир”, четыре года — журнал “Советская литература” на иностранных языках, работа в котором ничего существенного в моей памяти не оставила. Зато в личной жизни наступили в этот период перемены. Я во второй раз вышла замуж — за Александра Александровича Тишкова, китаиста, человека энциклопедических знаний, тонкого знатока русской поэзии ХХ века, хотя вышла я, конечно, не из-за этого. И произошло самое главное событие в моей жизни — рождение дочери Наташи.

В 1956 году состоялся, как известно, ХХ съезд партии с докладом Хрущева, разоблачавшим чудовищные злодеяния Сталина, смерть которого я в свое время оплакивала чуть ли не как смерть своей матери; как и для многих, доклад этот для меня, стойкой коммунистки, прозвучал как гром среди ясного неба.

В расширившийся горизонт начинающейся краткосрочной оттепели успело вписаться новое детище — “Вопросы литературы”, журнал истории, теории, критики литературы всех времен и народов.

Первым главным редактором стал Александр Григорьевич Дементьев, который знал меня еще по Ленинградскому университету и вытащил меня из в общем-то болотистого журнала “Советская литература” на иностранных языках, в редколлегию которого он незадолго до того был включен, можно сказать, с моей подачи. Но из “Воплей” его ровно через год забрал к себе замом вернувшийся на второй срок в “Новый мир” Твардовский.

Год этот был преинтереснейший — журнал “строился”, набирались сотрудники, быстро сложившиеся в крепкий коллектив, — иные из них и сейчас еще трудятся в редакции. Работали упоенно, расходиться к концу дня не торопились, тем более, что Александр Григорьевич неизменно напоминал своим окающим говором: — По домам не расходиться. — Это значило, что вечером мы гурьбой ввалимся в одно из кафешек около гостиницы “Ленинградская”, или просто будем топтаться возле какого-нибудь ларька, закусывая холодными котлетами неизвестного происхождения или черствыми бутербродами со вздыбившимся по краям сыром.

Не могу не помянуть здесь нашего первого ответственного секретаря — Зою Александровну Никитину, “Серапионову сестру” (к слову, мать знаменитого Миши Козакова), зажигательно деятельную не только в работе, но и в организации спонтанных посиделок, для которых с большой охотой предоставляла свою однокомнатную квартиру. В жизни она изведала все, что можно было изведать в наше богатое на трагедии время, но жизне- и дружелюбия не утратила, равно как и юмора. Чего стоила, например, ее шутка по поводу своей телефонной книжечки, состоявшей, по ее словам, из двух букв: “родственники на Р., любовники на Л.”

А как мы “обмывали” в “Праге” первый номер журнала, вышедший в апреле 1957 года, всего лишь на четвертый месяц после решения о создании нового ежемесячника. Серая обложка вдохновила нас на создание песенки “Как нам дороги эти серые номера”, ставшей гимном редакции.

Ютились мы спервоначалу очень недолго в одной комнатке, рядом с мужским туалетом, в “Литгазете”, потом обосновались в большой комнате (отдельные каморки были для главного редактора и корректоров) в помещении Гослитиздата, как раз напротив бухгалтерии.

Однажды Шолохов, пользовавшийся безграничным доверием Главбуси (главного бухгалтера Бориса Гольдштейна) и имевший у него “открытый счет”, пришел за деньгами. Будучи навеселе, он ошибся дверью и переступил порог в нашу густонаселенную комнату, понял свою ошибку и хотел тут же повернуться.

— Михаил Александрович, разрешите обратиться?

Он озадаченно остановился.

— Что это за военное обращение?

— А я старшина второй статьи.