Мой личный военный трофей

ФРГ была представлена тремя соредакторами левого журнала “кюрбискерн”: уже известным тогда у нас писателем Кристианом Гайслером (“Запрос”, “Холодные времена”), публицистом Фридрихом Хитцером и поэтом Яком Карзунке. Они были моими “тремя рыцарями”, как они сами себя называли, хотя с Карзунке я обменялась лишь несколькими фразами. Третьим скорее был редактор выходившего в Румынии немецкого журнала Пауль Шустер, который вскоре, когда родина-мать обратилась для него совсем уж в злую мачеху, уехал в Западную Германию, но до сих пор он время от времени дает о себе знать, побывал в Москве и Сибири. С Хитцером же у нас связь постоянная и прочная. О Гайслере расскажу чуть позже.

Две недели в Праге я прожила как во хмелю. К этому времени я была уже одержима Кафкой, готовила к изданию его “Письмо отцу”, дневники. В Праге еще звучало эхо Либлицкой конференции к 80-летию со дня рождения Кафки и 40-летию со дня его смерти, — конференции, считавшейся потом колыбелью Пражской весны. Гольдштюккер, кафковед и один из организаторов этой конференции, показывал мне кафковскую Прагу, говорил о грядущих переменах — дни президента ЧССР Новотного были сочтены. Из Москвы я потом писала Гольдштюккеру, что Прага меня духовно преобразила, и это было правдой.

Затем грянул август 1968 года, и мир снова сузился.

Наша страна опять оказалась в изоляции. Я это чувствовала и на себе, хотя и недолго. Гайслер присылал мне гневные письма, Карзунке напечатал открытое письмо, в котором ставил мое сдержанное высказывание о Солженицыне в прямую связь со вторжением советских войск в Чехословакию. Редакция “кюрбискерна” распалась; Хитцер пытался сохранить жизнь журналу, довольно долгое время ему это удавалось. Однажды (в 1971 году) он пригласил меня в Мюнхен помочь составить номер, посвященный советской литературе без официальных акцентов. Ей-богу, это был хороший номер, — он состоял из действительно хорошей литературы, ухитрявшейся во все времена пробиваться сквозь всяческие цензурные преграды.

Одно забавное воспоминание, связанное с этой поездкой. После работы над номером мы вместе поехали во Франкфурт-на-Майне, на книжную ярмарку. В целях экономии меня поселили на частную квартиру, в семью старого социал-демократа. Как бы поздно я ни возвращалась, меня ждал хозяин со свежеиспеченным сливовым пирогом и кофе и до рассвета требовал от меня:

— Дай мне аргументы для моей классовой борьбы.

Я старалась, как могла, но не на все находила ответ. И если от его вопроса о причинах превращения Хрущева из разоблачителя сталинских злодеяний и отца “оттепели” в душителя свободного духа я могла отделаться анекдотом о двух найденных под подушкой мертвого Сталина конвертах с надписями: “Открыть сразу” и “Открыть через пять лет”, содержавших советы: в первом — “Вали все на меня”, во втором — “Делай как я”, — то объяснить, почему недавний первый человек страны не удостоился государственных похорон, а был предан земле как частное лицо, я была не в силах. И его веру в необходимость вторжения в Чехословакию подкрепить тоже не могла, не говоря уж о снабжении аргументами для его пропагандистской деятельности по этому вопросу.

В конце 1969 года, после длительной паузы, словно ничего ей и не предшествовало, я получила письмо от Гайслера: “В моей комнате висит большая карта… иной раз я путешествую по ней… Сегодня я приземлился на острове Олхон, на Байкальском озере… Кое-что прочитал о нем и спрашиваю Вас: что я должен сделать, чтобы в июле 1970 года вместе с женой и четырьмя детьми провести отпуск на этом острове или на берегу этого гигантского озера?”.

Обрадованная этим письмом — это же может означать конец изоляции, к нам снова хотят приезжать западные писатели, — я бросилась к Озерову, который тотчас предпринял энергичные шаги, чтобы устроить эту поездку. В ходе оживленной переписки и телефонных переговоров число гостей увеличилось еще на одного человека — подругу жены для помощи в уходе за детьми, и место отдыха сменилось на озеро Севан (Арарат, Ноев ковчег и пр.). Ладно, желание гостя — закон. Но Союз писателей Армении запаниковал — там неподходящий для западного писателя Дом творчества! Совместными усилиями удалось в Союзе композиторов заполучить целый дом на берегу озера Севан. Все было подготовлено, для общения даже мой отпуск подогнан, благо у Наташи были школьные каникулы и она могла со мною поехать. И вдруг телеграмма: “Поездка невозможна. Подробности письмом”. Из длинного путаного письма я причин так и не поняла.