После встречи с Потаповым мы с Сашей Кузиным решили отметить мою победу. Поговорили по душам до четырех утра. Саша ждал квартиру, которую ему обещали в строящемся доме в районе психиатрической больницы.
Только легли – в пять утра звонок. Звонил Потапов. Для него не было понятия отдыха ни для себя, ни для сотрудников. Вызывал меня. Саша проснулся и попросил не говорить Потапову о том, что мы с ним выпивали.
Взлохмаченный, захожу в номер-люкс Потапова. За столом сидит ректор мединститута Медведев. А Потапов, едва увидев меня, спрашивает:
– Пил?!
– Нет, не пил, – отвечаю.
– Дыхни! – приказ звучал громко.
Я дыхнул.
– Фу, врешь, что не пил! С Кузиным?
Я бы сознался. Но я обещал Саше, поэтому стоял на своем: не пил.
– Ладно, мы улетаем. Отметишь мне командировку, – и стал рыться в портфеле, потом карманах. Медведев тем временем кладет свое командировочное удостоверение и говорит:
– Мое тоже отметьте. А ты, Анатолий Иванович, как был разгильдяем-студентом, так и остался.
Не успел он договорить, как Потапов побагровел, подскочил к столу, скомкал удостоверение Медведева и бросил его в урну. Мне было неудобно перед Медведевым. Я достал удостоверение из урны и, расправив его, успокоил ректора:
– Отмечу. А Вам, Анатолий Иванович, чистый бланк привезу с печатями.
– Ладно, иди. И позови Кузина.
У Кузина предательски дрожали руки, но идти надо… Вернулся он какой-то опущенный:
– Тебя опять вызывает. Сказал, чтобы мухой летел. Извини, я признался, что пили. Квартира, черт бы ее побрал…
Я понял. Мне стало его жалко:
– Да ладно, он отходчивый, – сказал я, хотя второй поход не сулил мне ничего хорошего.
С порога Анатолий Иванович закричал:
– Я же говорил, что пил, а ты брешешь нагло! Кузин сказал, сдал тебя! А ты его выгораживал.
– Никого я не выгораживал. Я не пил, – решил я стоять на своем. – Может, Кузин и пил, а я – нет.
– Вот идиот! Ты посмотри на него, – сказал он, обращаясь к Медведеву. – В глаза мне врет.
– Так если я не пил… – продолжал я свою песню. – А если бы и пил, что из этого?
Я пошел в атаку, ва-банк:
– Я же не кричу на Вас, не выясняю, пили Вы или нет. А бутылка, между прочим, в мусорном ведре валяется! Я ее заметил, когда брал удостоверение.
Наступила зловещая тишина, а потом – хохот Медведева:
– А ведь он прав, мы-то пили… Ну, уел начальника!..
Потапов молчал: неожиданный поворот выбил из колеи.
А я сказал:
– Анатолий Иванович, не волнуйтесь. Что по плану – я сделаю, да и Кузин не подведет. А его понять можно: все-таки квартира на кону, сами понимаете…
Дальше произошла непредсказуемая вещь, от которой я растерялся:
– Ладно, уважаю наглых… А тебе что надо?
Я ответил:
– Ничего. Главное – обеспечить Институт.
– Ну, иди…
Когда вышел, то вспомнил про квартиру. Мог же попросить! Вот идиот, но поезд ушел…
Саша ожидал меня в нетерпении:
– Ну что, сильно попало?
Я рассмеялся:
– Если бы попросил опохмелиться, то дали бы…
Операция под названием «Электронный микроскоп» была уникальна.
Головной институт все же сдался и решил передать нам электронный микроскоп «Хитачи». Я знал, что он большой, но что настолько огромный – даже представить не мог. Один только источник питания весил почти тонну. Высота микроскопа была более трех метров, он стоял на фундаменте, а вокруг располагались разные кабели и трубки.
Полдня ходил я вокруг него – не знал, что с ним делать. А задача была, в общем-то, простая: разобрать, упаковать и отправить в железнодорожном контейнере. Денег Потапов не дал ни на разборку, ни на упаковку. Я мог пользоваться только общепризнанной «валютой» – спиртом. Общий вес микроскопа был около 15 тонн, количество узлов – сотни. Чтобы подготовить его к отправке, нужно было море пиломатериала, упаковки, полиэтилена, бумаги, множество рабочих рук. В институте ничего не было. Но рядом находилась известная всем психиатрическая больница Кащенко, где были мастерские. Туда я и направился. Но перед этим позвонил Сергею Астахову в ЭППН (эта фирма занималась наладкой и монтажом медицинского оборудования в Москве), попросил Сергея о встрече вечером в гостинице Дома ученых при Онкоцентре.
Я обратился за помощью к заместителю директора психиатрической больницы. Оказалось, что он бывший томич – жаль, не помню его фамилию. В общем, договорились, что он выделит мне больных до двадцати человек и поможет с материалами.
Зашел к своей «подруге» – профессору, жене Вартаняна, статной, красивой и умной женщине Диане Дмитриевне Орловской – поболтать о науке да пару литров спирта взять.
Вообще, надо сказать, наука о психиатрии мне показалась не наукой, а спором атеистов и верующих, настолько там все неоднозначно. Поэтому даже дилетанту легко с профессорами разговаривать, из одной крайности можно тут же свалиться в другую. Наш разговор напоминал статьи о евреях В. Розанова, который писал о них примерно так: «Видишь еврея? Маленький, грязный, пахнет чесноком. Так и хочется перейти на другую сторону улицы», а позже: «Любите евреев! Любите русских!»