Читаем Мой муж Лев Толстой полностью

Шум, крик, безумие молодого веселья. Очень устала. А Л.Н. весел, тоже возбужден и радуется и гостям, и балалайке Миши Кузминского, и болтовне княгини Волхонской, и всему, что составляет развлечение жизни.

А сейчас ещё немного академической информации по Юнгу.


Предполагается, что каждый человек воплощает в себе элементы анимы и анимуса, в пропорциях, не определяющихся его половой принадлежностью. Так, в характере мужчины может доминировать анимус, а может и анима. Так как анима и анимус обозначают архетипические образы, по определению коренящиеся в общественном сознании, то и их связь с полом находится в общественном сознании, а не в биологических особенностях человека, связанных с полом.


Задолго до Фрейда многие философы задумывались над тем, что именно определяет жизнедеятельность человека и какую роль в ней играют влечения. Фрейд также поставил задачей определиться в отношении того, что он назвал «первичными влечениями». В первых публикациях в качестве «первичных» он рассматривал лишь сексуальные влечения. Далее он приходит к выводу, что «первичные влечения» составляют полярную пару созидательной любви и влечения к деструкции. Эти размышления приводят к созданию концепции о том, что деятельность человека обусловлена переплетением сил «инстинкта жизни» (Эрос) и «инстинкта смерти» (Танатос). Эти полярные силы являются основными бессознательными влечениями, предопределяющими всю жизнедеятельность человека.

11 августа

Третий день больна: и все члены ломит, и голова болит, и желудок, и грудь заложило. Не сплю совсем и не ем ничего.

Вчера среди дня встала с постели, мне совестно было валяться больной без дела, и через силу почти переписала всю статью Льву Николаевичу. Он же работает над «Воскресением» – ненавистной мне повестью. Может быть, он ее исправит.

Тут Горбунов, Гольденвейзер, приехал Орлов-Давыдов, которого Л.Н. ждал; я сидела на балконе, хотела воздухом подышать, но страшно слаба; а Л.Н. вдруг уходит спать и мне оставляет на полтора часа гостя.

Я сказала, что пойду лягу, а графа пусть Л.Н. проводит к молодежи. И действительно у меня сил нет болтать с гостями, которых я вижу в первый раз и которые приезжают не ко мне, а к писателю Льву Толстому.

Неприятное известие о том, что цензура арестовала последний, только что напечатанный мною том дорогого издания. Без хлопот не обойдется. Написала в Петербург Соловьеву, главному цензору.

19 августа

Пролежала в постели больная до вчерашнего дня, и то едва встала. Был сильный жар, боли в животе, расстройство кишечное с кровью. Все это время смутно пролетело в памяти. Очень все ласково за мной ходили, постоянно были со мной, предупреждали все мои желания, жалели меня. Был день, когда и думала, что я умираю, но я этому была рада. Но вот встала и опять в водовороте жизни с ее требованиями, заботами, горем и трудностью разрешения неразрешимых вопросов.

Читаю интересную книгу «Le Reveil de l’Ame». Прочла еще книгу Anatole France: «La Buche» и «La fille de Clementine». Я не скучала болезнью, хорошо было сосредоточенное одиночество, много мыслей и отсутствие забот материальных.

Чудесная, ясная погода, лунные ночи, пропасть цветов; вообще хорошо бы, если б не люди и их злоба, пороки, соблазны, ревность, лень и т. д.

До умиления радовалась сегодня красоте природы и погоды и жалела, что слаба и не могу ни купаться, ни гулять, ни радоваться активно. Приехал М.О. Меншиков. Миша увлечен фотографией, чему я очень рада. Андрюша писал отказ выдуманной кавказской невесте и очень этим озабочен. Таня у Олсуфьевых и в Москве. Л.Н. ездил верхом в Засеку и хотел узнать о мясоедовских погорелых, но его не пропустили через полотно железной дороги по случаю проезда государя, бывшего в Москве на открытии памятника Александру II.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие биографии

«Я был отчаянно провинциален…»
«Я был отчаянно провинциален…»

Федор Иванович Шаляпин — человек удивительной, неповторимой судьбы. Бедное, даже нищее детство в семье крестьянина и триумфальный успех после первых же выступлений. Шаляпин пел на сценах всех известных театров мира, ему аплодировали императоры и короли. Газеты печатали о нем множество статей, многие из которых были нелепыми сплетнями об «очередном скандале Шаляпина». Возможно, это и побудило его искренне и правдиво рассказать о своей жизни.Воспоминания Шаляпина увлекательны с первых страниц. Он был действительно «человеком мира». Ленин и Троцкий, Горький и Толстой, Репин и Серов, Герберт Уэллс и Бернард Шоу, Энрико Карузо и Чарли Чаплин… О встречах с ними и с многими другими известнейшими людьми тех лет Шаляпин вспоминает насмешливо и деликатно, иронично и тепло. Это не просто мемуары одного человека, это дневник целой эпохи, в который вошло самое интересное из книг «Страницы из моей жизни» и «Маска и душа».

Федор Иванович Шаляпин , Фёдор Иванович Шаляпин

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное