Мой (не)любимый дракон (СИ)

— Поднимайтесь и рассказывайте.

Незримыми песчинками осыпались секунды, исчезая в воронке прошлого. Одна, другая, третья… Наконец Керис сбросила с себя оцепенение и медленно выпрямилась.

— Рассказывать что? — голос её дрожал. Больше не горчил желчью, не сочился высокомерием. Лицо — что алебастровая маска. Любая покойница при виде алианы удавилась бы от зависти.

— Вам виднее. — Лицо Герхильда тоже обратилось в маску. Высеченную из холодного камня, и в её прорезях — глаза: хищные, опасные, прожигавшие насквозь. — Если начну рассказывать я, замуж за дракона вы уже не выйдите никогда. Сделаю так, что ни один тальден не захочет связывать свою судьбу с отравительницей.

Взволнованное «ах», прокатившееся от одного конца обеденного стола к другому, заглушило отчаянное восклицание малолетней преступницы:

— Я лишь хотела уровнять шансы! Я не желала графине зла! Вы… вы… — всхлипнула она и продолжила, уже больше не сдерживая слёзы, рукою показывая в мою сторону. — Вы постоянно её выделяете! А нас… нас вы как будто даже не замечаете. Как бы ни старались заинтересовать, что бы ни делали, для вас существует только Фьярра! — Алиана зажмурилась: по щекам, полыхавшим румянцем стыда, одна за другой катились слёзы отчаянья. Керис стиснула кулаки так, что костяшки побелели на пальцах, и прошептала севшим, как будто не принадлежавшим ей голосом: — Мы привязаны к вам чарами. И нам больно, обидно и неприятно, что она(!), несмотря на все свои капризы и выходки, постоянно удостаивается вашего внимания. А мы здесь как будто лишние…

— И вы поэтому пытались отравить Фьярру? Надеялись, благодаря вам наступит торжество справедливости? А когда не получилось навредить эсселин Сольвер, решили её подставить. Этими поступками вы раскрыли себя, княжна. Показали свою истинную сущность, — жёстко произнёс Скальде, ледяное сердце которого слова алианы даже не царапнули. — Найдите же в себе мужество признать ошибку и не прячьтесь за показной обидой.

— Я просто боялась разочаровать отца! — Девушка спрятала лицо в ладонях и горько расплакалась.

— Как думаете, что почувствует князь, узнав, что натворила его старшая дочь? — взял слово огненный маг. Мужчина выступил вперёд, из тени своего властелина, и продолжил говорить: — Ещё большее разочарование. Разоблачить вас оказалось несложно. Нашлись те, кто вспомнил о похожем случае. Когда одна из невест на отборе у князя Серых пустошей, вашего отца, внезапно заболела и была вынуждена уехать. Отыскать в городе зельевара, которому было заплачено за яд, тоже труда не составило. Вы рисковали, эсселин. В первую очередь той, на которую нацелили своё оружие. Без своевременного вмешательства лекаря последствия зелья могли быть необратимы. Эсселин Сольвер повезло, но пострадали Её Сиятельство. Графиня д’Ольжи пострадала ни за что. Из-за вашей зависти.

«И амбиций», — мысленно поставила я точку в речи мага. Ни за что не поверю, что Керис двигало желание обратить на себя внимание жениха. Всё, что её интересовало — это трон и корона. Любовь к власти затмила и рождённые привязкой чувства, и, как оказалось, здравый рассудок.

Если честно, я ничуть не удивилась, узнав, откуда у этой грязной истории растут ноги. Никакая другая алиана, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, на такое бы не отважилась. Хорошо, что во всём разобрались, и старейшины перестанут обвинять меня хотя бы в покушении на Даливу.

Впрочем, они всё равно найдут повод презирать эсселин Сольвер. Благо и мне, и им терпеть осталось недолго. Скоро этот кошмар (отбор, то есть) закончится.

— Могу я идти собираться? — тихая просьба и взгляд, намертво приклеенный к ажурному узору скатерти.

Я не видела глаз алианы — то метавших громы и молнии, то напоминавших неживые стекляшки — но была уверена, сейчас в них плещется страх. Скальде проявит милосердие, если просто отпустит оступившуюся невесту. Но в Адальфиве, как уже успела заметить, милосердие было не в моде.

Тальден проигнорировал вопрос Керис, как игнорировал и саму княжну. Вроде бы и с ней разговаривал, а такое ощущение, что смотрел сквозь девушку. Я тоже порой ощущала себя рядом с ним невоодушевлённым предметом, вроде носового платка или какого-нибудь там зеркальца, которое и потерять не жалко, и могла себе представить, что испытывала сейчас алиана.

Отвратительное ощущение. Да ещё и, в случае Керис, приправленное страхом.

— Князю будет интересно узнать, как его дочь расчищала себе дорогу к власти. Как его жена стала княгиней. Вы, эсселин Мадауг, своими действиями подставили не только себя, но и вашу родительницу. Вы — гнилой плод, рождённый от ядовитого дерева. Лгунья, осмелившаяся обмануть своего жениха, и не заслуживаете ничего, кроме презрения.

И почему мне кажется, что последние слова были адресованы не горько всхлипывающей княжне, а мышкой сидящей мне?

Паранойя или завуалированный намёк Ледяного?

— Ни вы, ни ваша семья отныне нежеланны при дворе. Надеюсь, когда-нибудь всё-таки раскаетесь. Сейчас я вижу в вас только злобу и ненависть. Идите!