Мой номер — первый

Помню все происходившее детально, как если бы это случилось вчера. Англичане отлично двигались, удержать их было невозможно. Я играл в свою игру, и она удалась. Наступил момент, когда я понял, что жар-птица — в моих руках. Чувствовал себя словно во сне. Получалось решительно все. Гнал от себя эту мысль, но уже после тех десяти минут подсознательно угадывал, что, если не споткнусь на чем-то непредвиденном, мои ворота на сей раз не распечатают. Казалось, что мой настрой передался партнерам по обороне. Они то и дело хвалили, подбадривали меня, сами решительно вступали в борьбу, останавливая продвижение противника. Оба крайних, Лала и Таборский, не имели против себя постоянных краев — англичане играли, тремя выдвинутыми форвардами по системе 4—3—3. Но то и дело по флангу кто-то набегал — либо один из трех нападающих, либо полузащитник, или бек. Иногда в атаке участвовали сразу шестеро или семеро. Мое место — в воротах, в поле заняты другие. Я стою лицом к команде соперника, и у меня лучшая обзорность, чем у остальных. Едва кто-либо набегал по месту крайнего, я кричал Таборскому или Лале:

— Взял его, Гонза!.. Лала,— твой!..

Поплухар немедленно отправлял кого-либо на опустевший участок в центре. Тотчас делал знак рукой Гелете, Сикоре. Да и «шеф» — Квашняк — слушался его и стоически возвращался к самой передней линии штрафной. Сам Поплухар был неподражаем в игре головой. Еще перед матчем говорил, что рад возможности побороться с английскими мастерами игры в воздухе. Сдавалось, что он немного рисуется. Но в игре «на верхних этажах» он и впрямь чувствовал себя как рыба в воде, действительно получал от такого футбола удовольствие.

Однако работы мне хватало с избытком. Самая большая опасность таилась в прорывах Бобби Чарльтона. Он вырастал словно из-под земли. Его эластичные, элегантные перемещения с мячом в любой момент могли обернуться взрывными ускорениями. Один на один Бобби вышел на меня на 24-й минуте. Я выбежал навстречу, чтобы сократить угол обстрела или вынудить соперника начать обманное движение, но Чарльтон, сохраняя хладнокровие и не теряя времени, пустил мяч мимо меня. Чисто пробил стопой. Я потянулся за мячом, но достать его не смог. К счастью, мяч прокатился рядом со штангой. Успел ли я закрыть угол, не знаю. Думаю, просто повезло.

В меньшей степени опасался Херста. Держится он в основном сзади, чаще «раздает» мячи. Поплухар не давал ему себя выманить в глубину поля и оставался на позиции заднего стоппера — на последнем рубеже обороны впереди меня.

Незадолго до перерыва вперед устремился Питерс. Поплухар бросился ему наперерез. Этой минуты явно дожидался Херст. Краем глаза я увидел, как быстро он переместился: я даже не успел позвать Гонзу, а Херст уже принимал на скорости сильную высокую передачу. Нужно идти на перехват. Но Херст к мячу ближе. В неописуемом гвалте, доносившемся с трибун, я разобрал мощный звук удара: это Херст пробил по летящему мячу головой, вложив в него дополнительную силу. Я находился в движении, и не могу сказать, как удалось этот удар парировать. Не успел даже согнуть пальцы в кулак. Мяч вывернул фаланги, и я почувствовал резкую боль. Но не обратил на это внимания: следил за мячом. Он отскочил от моей руки и по дуге пролетел над перекладиной.

Поплухар не может перевести дух. Ничего не говорит, только похлопывает меня по спине. Он тоже чувствует, что у англичан это был, пожалуй, самый верный шанс. Херст покачивает головой. Мяч устанавливается на угловой отметке. Херст же, поравнявшись со мной, дружески хлопает меня по груди. Этот форвард — гроза вратарей, потому такой его жест имеет для меня особую цену. И публика это приветствует, хотя куда больше устроил бы ее гол в наши ворота.

Мне же импонирует то обстоятельство, что трибуны не продолжают вдохновлять своих, хотя хозяевам и не удается реализовать преимущество. Собственно, не так уж мне это нравится. Скорее, я ценю поведение болельщиков. Наши бы сейчас свистели. Но и сами английские футболисты не расслабляются. Наоборот: во втором тайме включают дополнительные скорости, открываются, много работают без мяча. Нет места для стандартных комбинаций, есть поиск разных путей к воротам. От мелькания футболок рябит в глазах. Это не кружева бразильцев, коварные с точки зрения стража ворот. Это — быстрая жесткая рискованная игра. Бразильский футбол, на мой взгляд, игрив, английский — мужествен. Англичане обстреливают ворота и с дальних дистанций. Отдельные мячи я отражаю, остальные проходят рядом или выше. Слышу, как английские игроки подбадривают друг друга: кричат, подсказывают, а если кто-то промахнется — догадываюсь по интонации,— рядом стоящие успокаивают.