Мой одинокий волк (СИ)

Коул, едва столкнувшись со мной взглядом, протянул мне руку и долго кружил в танцах, беспрерывной чередой меняющих друг друга, что было не совсем прилично, по заявлению матушки. Мне же было все равно, лишь бы эта крепкая рука подольше сжимала мои ледяные от волнения пальцы, а теплые карие глаза смотрели только на меня. Коул был завидный жених — красив, богат, родовит и родители с радостью приняли его ухаживания. Наши отношения развивались стремительно. Коул часто приезжал в имение, чтобы встретиться со мной, писал длинные письма, присылал цветы и подарки. Летом мы объявили о помолвке, а осенью, после сбора урожая, планировали свадьбу. Родители Коула с благосклонностью приняли наши отношения и, как мне казалось, одобряли скорую свадьбу, прислав в подарок дорогущего белоснежного шелка и муарских кружев для пошива свадебного платья. Платье было почти готово. Осталась незначительная отделка лифа крошечными жемчужинами, последняя примерка. Я в этом белоснежном роскошном чуде действительно казалась себе неземной красавицей, достойной любви Коула де Лоури.

Я глубоко вздохнула, вспоминая момент нашего знакомства. Как все хорошо складывалось. Казалось, ничто не разрушит наши отношения и впереди ждет только счастливое будущее. А сейчас я заперта в собственной спальне и никого не беспокоит, что сейчас время ужина, а у меня с самого утра маковой росинки во рту не было. Я постучала в закрытую дверь, зовя Фанни, свою служанку.

— Что звали, госпожа? — послышался из-за двери скрипучий голос Фанни.

— Я хочу есть, — пожаловалась я, и с подозрением уточнила, — или меня на хлеб и воду посадили?

Фанни замешкалась с ответом, обдумывая мои слова и со вздохом произнесла:

— На хлеб и воду не приказывали, распоряжений на счет еды никаких не поступало, — Фанни шмыгнула носом, раздумывая над дальнейшими действиями, — ладно, я сейчас принесу чего-нибудь пожевать, но в случае чего меня не выдавайте.

— Спасибо, Фанничка, — пропищала я в замочную скважину, отошла от двери и устало залезла с ногами на кровать. В животе жалостливо заурчало, и я сглотнула слюну в ожидании ужина. Фанни не поскупилась, притащила целый поднос разнообразной снеди. Я приступила к ужину, поглощая тушеное мясо с луком и морковью, а Фанни развлекала меня болтовней, рассказывая, что все меня жалеют. Наверняка после громогласных причитаний моего отца все слуги в этом доме в курсе, что госпожу накануне свадьбы бросил жених.

— Как там родители? — поинтересовалась я, приступая к десерту, песочной корзиночке со взбитыми сливками. Глядя на лакомства, переполнявшие поднос, я подумала, что повариха в этом доме меня жалеет больше всех.

— Ваша матушка закрылась в спальне и плачет целый день, батюшка в библиотеке допивает третью бутылку вина.

— Ясно, — я кивнула головой. Что-то именно в этом духе я и ожидала.

— А выто как, госпожа, что теперь будет? — Фанни посмотрела на меня полным сочувствием взгляда, не забыв шмыгнуть носом.

— Посижу несколько дней взаперти, потом батюшка смягчиться и будет подыскивать мне в мужья какого-нибудь вдовца или престарелого герцога, которого прельстит моя молодость и не отпугнет мизерное приданное.

— Ну с престарелым оно может и лучше, глядишь оставит вас богатой вдовой — хихикнула Фанни. Я тоже невольно улыбнулась, но зябко передернула плечами от подобной перспективы, представив дряхлого старикашку на пороге своей спальни. Память о красивом и статном Коуле кольнула сердце и на глаза невольно набежали слезы.

— Что вы, госпожа, не плачьте, — захлопотала вокруг меня Фанни, — давайте я вам лучше постель приготовлю, утро вечера, оно, знаете, мудренее.

Я позволила Фанни уложить меня в кровать и подоткнуть одеяло, как в детстве, и сразу стало на душе уютно и спокойно. Глаза закрылись сами собой и через несколько минут я уже крепко спала.

2

Два дня я просидела взаперти в своей комнате. Матушка несколько раз навещала меня, садясь в кресло около окна. Беспомощно опустив на колени руки молча вздыхала, лишь иногда повторяя, словно обращаясь сама к себе:

— Ну как же так?

Или

— Что же теперь делать?

Я на все вопросы только пожимала плечами или отвечала коротко:

— Что поделаешь.

Или

— Поживем увидим.

Этих коротких вопросов и ответов нам хватало для поддержания длительных внутренних диалогов, все остальные слова были бы лишние.

На третий день после обеда ко мне вошла запыхавшаяся матушка, видимо очень спешившая навестить меня. Я удивленно приподняла брови, недоумевая, что заставило Аманду Берри так спешить в покои к дочери, с которой рассталась не более двух часов назад.

— Дорогая, приведи себя в порядок и спускайся в кабинет отца.

— Что случилось? — у меня замерло сердце, ни во что хорошее в данную минуту мне не верилось.

— Приехал доверенный от семейства Лоури, закрылись с твоим отцом в кабинете. Вскоре твой батюшка вышел с довольным лицом, сто лет такого не видела, и приказал привести тебя — выпалила раскрасневшаяся матушка, сверкнув в предвкушении глазами.