Пришлось выполнить приказ. Второй раз за день она встречается с ним и второй раз за день сердце грозится вырваться из груди, ибо перед ней дикий жестокий и огромный орк, от одного взгляда которого хочется лечь и умереть. Вдруг он посмотрел на стражников:
– Карэх хадар! (Пошли вон!) – рыкнул им, после чего орки немедленно встали и покинули трапезную.
Ну вот, она осталась с ним один на один. Тарос же вернулся к созерцанию маленькой самки. Как же девчонка боится его, того и гляди хлопнется в обморок.
– Снять платок, – но не дал ей руки поднять, сам снял.
Светлые мягкие волосы, белая кожа, лицом красивее любой женщины, каких доводилось встречать. А глаза ярко-серые. Эта самка должна принадлежать ему. У Кархема достаточно наложниц, все как на подбор. Так что, перетопчется.
Вдруг Тарос поднялся, отчего Эйва часто задышала, когда же коснулся ее лица, с губ бедняжки сорвался стон, заставивший орка окончательно потеряться. Она очень мелкая, хрупкая, с ней придется сложно, но такая самочка стоит терпения. Зато потом… потом девчонка подарит ему много, очень много незабываемых ночей.
– Ступай и передай гэл Макоре бэригет (спасибо). Хотя, – на сей раз схватил за руку, – дождаться, когда доем, – снова опустился на лавку.
Так Эйва и стояла рядом, пока Тарос ел, а ел он медленно, словно нарочно и все смотрел на нее.
– Где твоя семья? – отставил наконец-то пустую миску в сторону. – Здесь?
– Нет, бэр Тарос.
– Успеть уйти?
– Надеюсь.
И Тарос не утерпел, подтянул ее к себе, убрал длинные волосы с плеча, оголив заодно и шею. А когда тяжелая рука орка легла на затылок, Эйва зажмурилась, сжалась вся. Однако зверь только лишь вдохнул запах кожи. Несмотря на то, что девчонка весь день торится в кухне средь самых разношерстных запахов, пахнет она все равно особенно, ни с каким другим ее аромат не перепутать. В этот момент Эйва приоткрыла один глаз и увидела орка вблизи, увидела вены на шее, шрамы и кольца, много колец в ухе.
– Рошка, – сорвалось с ее губ.
– Что? – сразу отстранился.
– От вас пахнет рошкой, – и серые глаза наполнились слезами. Бедняжка вспомнила, как носилась по полю босиком, как лежала на траве и любовалась парящими в небе драконами – защитниками Аранхарма. То было дикое поле, заросшее рошкой. То были счастливые времена.
– Все, иди, – немедленно встал, и слегка оттолкнув ее в сторону, направился к выходу.
––
Эйва шла обратно в кухню как в воду опущенная. Близится конец. И лучше сгинуть, чем жить рабыней. Терпеть мучения она не будет, ни за что!
– Ты закончить? – раздался сердитый голос смотрительницы за спиной.
– Да, гэл Фарата, – сразу обернулась.
– Что бэр Тарос от тебя хотеть?
– Ничего.
– И что ты делать в трапезной, когда я запретить разносить еду?
– Это я ее отправила, – показалась Макора.
– Больше не отправляй, – смерила ее недовольным взглядом. – Девчонка здесь ненадолго. Она скоро отправится в гарем.
– Никак шутишь? Ее и в гарем?
– Не твоего ума дело, Макора.
– Да, гэл Фарата, не моего. Но ты подумай, что творишь, прежде чем зашлешь ее в койку вожака.
– Идти за мной, – Фарата снова посмотрела на Эйву.
Спрашивать, куда ее поведет смотрительница, не стала, не положено. Сказали идти, надо идти.
А повела девушку Фарата во внутренний двор чертогов. Эйва шла и глазам своим не верила, жадно вдыхала воздух, старалась запомнить каждый куст, каждое дерево. Ведь за все время, что она здесь, так и не выходила на улицу. Прислугу не выпускают из чертогов, отчего у многих уже начались проблемы со здоровьем, люди не получают солнца, не дышат свежим воздухом, света белого не видят, а только работают и работают.
Отправились двое в некогда лекарскую, теперь там обосновалась повитуха. Садат развесила по стенам целебные травы, рядами сушеные грибы, ягоды. Но что-то здесь осталось так же, как и было при людях. По центру просторной залы поблескивал большой чан со сливом и подведенной к нему колонкой, чтобы качать воду. Чуть поодаль стоял длинный деревянный стол для операций, а еще дальше у окон белели койки.
– Садат? – позвала орчанку Фарата.
Та появилась сразу. Эйва как увидела старуху, аж побледнела.
– Это ее смотреть надо? – ткнула в девушку пальцем.
– Да. Я обожду снаружи.
И поспешила покинуть лекарскую. А Садат для начала обошла Эйву, незаметно обнюхала.
– Раздеваться, – направилась к чану, чтобы помыть руки. – Сейчас буду смотреть тебя. Фарата говорить, незрелая ты. Сколько лет?
– Семнадцать, – потянулась к платку.
– Мелковата, – покачала головой. – Давай, давай, скидывать тряпки.
Бедняжка трясущимися руками сняла платок, потом платье и осталась в одних льняных штанах.
– И как я тебя смотреть? – встала руки в боки.
Пришлось и штаны снять.
– Лезть на стол, – кивнула в сторону того самого деревянного стола.
Эйва забралась куда велено и сразу опустила голову. Сейчас стало так стыдно, так гадко. Орчанка в свою очередь подошла и принялась осматривать. Для начала прощупала всю, особенно в области живота.
– Бедра хорошие. Теперь ложиться и ноги разводить в стороны. Самец был?
– Что? – посмотрела на нее с непониманием.
– С мужчиной постель уже делить?
– Нет.