Мой отец — Лаврентий Берия

«Я должен был — сугубо от своего имени! — рассказать Стаменову, что в Москве имеются настроения, согласно которым еще не поздно урегулировать мирным путем начавшийся конфликт между Германией и Советским Союзом, и это можно было бы сделать на основе территориальных уступок. О фактической капитуляции речь не шла. Имелось в виду подсунуть немцам дезинформацию, чтобы задержать наступление и дальнейшее продвижение фашистских войск, а тем самым создать условия, позволяющие советскому правительству сманеврировать и выиграть время. Берия с этого и начал: нам необходимо выиграть время… Берия дал мне указание не поручать Стаменову сообщать все это немцам. Предполагалось, что он все доложит по собственной инициативе. Но он не доложил. Наша дешифровальная служба следила за перепиской посольства, и никаких сообщений в Софию об этом не пошло. На мой взгляд, это был типичный разведывательный зондаж».

Однозначно расценил генерал Судоплатов и появление в так называемом «Деле Л. П. Берия» обвинения в том, что якобы переговоры все же шли, причем втайне от правительства СССР:

«Необходимо учитывать обстановку того времени, когда шло следствие по делу Берия. Вопрос о контактах 1941 года обсуждался на президиуме ЦК КПСС б августа 1953 года. Был вызван и я: докладывал о встрече со Стаменовым. Кстати, доложил, что встреча проходила с ведома Молотова. Тогда Хрущев и Маленков заверили меня, что эта встреча мне в вину не ставится, но слова своего не сдержали. Видимо, им не хотелось оставлять неудобного свидетеля их связей с Берия. Я был репрессирован, причем одним из обвинений было участие в сепаратных переговорах. Это обвинение было снято в 1968 году специальней комиссией».

По утверждению западных источников, Молотов, Деканозов и заместитель отца Всеволод Меркулов в ноябре 1940 года участвовали в советско-германских переговорах. Существует версия, что в тот период НКВД разрабатывал самые изощренные активные действия, пытаясь склонить Германию к подписанию договора. Весьма логичным на первый взгляд выглядит и смещение с должности наркома иностранных дел Литвинова и замена его Молотовым. Историки трактуют кадровые перемещения в Наркомате иностранных дел однозначно: Литвинов был сторонником системы коллективной безопасности и мешал переговорам с Германией.

Любой МИД должен заниматься накапливанием реального материала, анализировать его и давать рекомендации правительству в области внешней политики. Но когда информация внешнеполитического ведомства далека от реальности, это уже не МИД. Мне известно, что Литвинов докладывал правительству о желании западных держав заключить с нами союз. И это в то время, когда разведка утверждала обратное. В частности, правительство было проинформировано о переговорах, которые ведут западные державы с немцами. Я допускаю, что Литвинов, сам того не желая, мог оказаться жертвой дезинформации. Это был уже пожилой, очень интеллигентный человек, который считал: слово человека — это дело человека. Наивно… Словом, решили, что для такой работы он не годится, и Наркомат иностранных дел возглавил Молотов.

Как нарком он и вел переговоры по поручению советского руководства. Деканозов, профессиональный разведчик, был назначен послом Советского Союза в Германии и участвовал в переговорах как дипломат, а не сотрудник НКВД. По крайней мере, официально.