Мой палач

Я последовал за Сарианом в зал переговоров, затем молча сидел за столом и старался вникать в каждое слово императора, обращавшего внимание на отчеты о волнениях в городах, которые непременно следовало подавить в зародыше в кратчайшие сроки. Но мысли неустанно уводили меня подальше от этих людей. Мне потребовались неимоверные усилия, чтобы сохранить лицо и не пропустить ничего важного.

Спустя полтора часа бесконечных указаний я стоял на ступеньках императорского замка и невидящим взором смотрел перед собой, борясь с желанием прямо сейчас отправиться домой и разобраться с непрошенной гостьей, нарушившей так необходимый сейчас покой. Не вовремя она появилась. Совсем не вовремя…

— Тиррен, с тобой все в порядке? — встал передо мной Сариан, заглядывая своими темно-карими глазами в мои.

Я коротко кивнул и обошел его, направляясь к лошади, чтобы вскоре приступить к неотложным делам.

Память… По сути, она делает из человека того, кем он является на данный момент. Стоит убрать несколько деталей, и он изменится до неузнаваемости. Хотя можно отыскать и таких людей, которых перемены коснутся лишь слегка. Если удалить у кого-нибудь воспоминание, где он еще ребенком обжегся, то уже взрослым он без ожидаемой угрозы поднесет руку к огню и получит ожог. Просто этот человек забудет об опасности и начнет действовать менее осторожно. Именно память решает, кто мы, чего боимся и что ценим.

Но меня интересовало совершенно другое. Ежедневно люди видят огромное количество мелких деталей, но не обращают на них внимания. Мелькнувший силуэт в окне, количество переданных монет за купленный товар, разговоры проходящих мимо мужчин, странные звуки или события — все запечатлевается в памяти, даже то, что сами люди не в силах там обнаружить.

И именно в воспоминаниях детей и взрослых мне предстояло отыскать хоть что-нибудь, подтверждавшее нависшую над Шигардом угрозу. Сложно, изнурительно, долго, но в этом заключалась моя работа.

Под вечер мозг кипел от полученной информации. Жителей и приезжих в столицу сновало по улицам слишком много. Это не Тервиль, в котором более-менее спокойно и намного проще отсеивать тех, к кому уже залез в голову, а к кому нет. Миам под конец значительно замедлился, перестал быть проворным и не успевал в точности повторять движения выбранного человека, чтобы случайно его не задеть и не оставить на нем свой след.

Солнце давно скрылось за горизонтом, когда я вернулся домой. И хоть день оказался сложным, а переживания за Аланию окончательно вымотали, я с небывалой скоростью поднимался на второй этаж. Мне следовало удостовериться, что с дочерью все в порядке, что она на месте и сейчас спит.

— Мартин, — тихо прошептал я, подойдя к двери, возле которой стоял верный слуга.

— Тэйр Маркард, женщина там. Она за целый день ни разу не прикоснулась к вашей дочери.

Я потянулся к ручке, но он остановил меня окликом и заглянул мне в глаза.

— Тэйр, вы помните о недавней просьбе? Понимаю, что не вовремя, но иначе не могу.

— Да, Мартин, ступай. Я что-нибудь придумаю.

Он поклонился и быстрым шагом направился к лестнице. Бедняге предстоял завтра сложный день. Пережить похороны близкого человека сложно, каким бы стойким ты ни был. Это горе, навсегда отпечатывающееся в сердце, тревожащее душу, терзающее мысли.

Я отогнал прочь неуместные сейчас воспоминания и тихонько открыл дверь, стараясь не издать ни единого звука. Не знаю, что должно было предстать взору, но открывшаяся картина поразила. Моя Алания мирно посапывала в своей кроватке, а вот… «ведьма» почему-то спала в кресле рядом с ней, прижимая к груди книгу с любимыми сказками дочери. Из-за работы мне редко удавалось ей почитать, но каждый раз для малютки был праздником. И Эйлана устроила ей праздник…

Еще утром, когда я заметил женщину в окне, меня чуть не разорвало на части от злости. Я хотел задушить ее собственными руками. И плевать, что можно просто стереть из памяти все моменты, подтверждавшие существование моей дочери, она явилась сюда, в мой дом, границу которого никому не дозволено пересекать.

Я подошел к кровати Алании, подтянул одеяло повыше, прикрывая маленькое плечико. Дочка замычала и прижала любимую игрушку к груди. Затем настал черед «ведьмы». Я остановился возле кресла и… Что с ней делать?

Если трезво оценить ситуацию, то необходимо было прямо сейчас разбудить ее, убрать из памяти все, что связано с этим домом, дочерью, мною, и выставить за дверь. А если не трезво?

Я приблизился, слегка потряс ее за плечо, однако она так и не открыла глаза. И тогда мне пришлось поднять «ведьму» на руки, чтобы вынести отсюда, ведь она могла ненароком разбудить дочь. Эйлана даже не проснулась, лишь пробубнила что-то себе под нос и уткнулась им в мой камзол.

Да что с этой женщиной не так?

Стоило выйти в коридор и сделать пару шагов, как она и вовсе закинула руку мне на плечо, широко улыбаясь и чуть ли не мыча от удовольствия во сне. Я остановился возле подрагивающих свечей в канделябре, чтобы проверить, вдруг Эйлана снова притворялась, как это было сегодня утром, но она на самом деле спала.