Мой парень – французский шпион

Когда наши вошли в Париж. (Как же это красиво звучит!) Так вот, когда наши войска, победив Наполеона, вошли в Париж, оголодавшие от долгого воздержания русские мужчины пристально стали оглядываться вокруг. Париж одурманивал, Париж любопытствовал, Париж напирал в прямом смысле. Парижанки просто теснили коней и солдат своим горячим дыханием и грудями. Они хотели увидеть «…ces hommes russes effrayants» (эти страшные русские мужики!) О… оказаться в руках варвара, эта сексуальная фантазия бродила в умах еще тогда. (смайлик)

Хотели увидеть? И увидели. Галантных и красивых русских офицеров, говорящих на чистейшем французском. А также грозных, но красивых казаков. Которые вели себя прилично (царем было строжайше запрещено вести себя неприлично, позорить русскую армию: «мы победители, но не идиоты и не варвары»), и казаки чинно-благородно прогуливались и даже посещали Лувр!

Что стали делать в этой ситуации парижанки? Понятное дело. Unefemmeestunefemme («женщина есть женщина»). Они быстро смекнули, что на мужчинах можно хорошо заработать, на мужчинах, желающих отдохнуть во всех смыслах! Парижанки приходили продавать водку a boire la gotte. Солдаты быстро перевели это словосочетание в «берлагут», полагая, что это слово есть настоящий перевод сивухи на французском языке. Вино красное русские назвали вайном, сетовали, что оно гораздо хуже отечественного зелена вина. А любовные похождения стали называться трик-трак. Это выражение было похоже на щелчок пальцев, на звон кастаньет, эти слова четко семафорили о телодвижениях человеческих тел… трик-трак.

А у моего-то, оказывается, бабы!

Может быть, это я такая подозрительная? Но некоторые сомнения неожиданно стали обуревать мою душу. Во-первых, он рассказал мне о своей первой любви. Ну и вот фотография, очередное приобретение старого кожаного чемодана.

На фото он – молодой красавец и симпатичная девушка возле бунгало. Сидят, он в шортах, она в короткой юбочке. С расслабленными лицами, словно после секса.

– Это Рита.

Я что-то должна комментировать?

– У Риты мать русская. Мы познакомились в Марокко.

Марокко, финики, море и сериал «Клон».

Я мрачно молчу. Эжен смущается. «Я хотел, чтобы мы стали ближе и ты знала меня лучше».

Знать «лучше» – это без году неделя после знакомства рассказывать обо всех своих бабах? Ок.

– Рита была моей первой девушкой, мне было 17.

Ах, эта первая женщина… Я смотрю на Риту с завистью. Я бы не упустила шанса заполучить такого красавца, как Эжен, в любовники. Хотя если вспомнить меня в 17, то это был дремучий лес девственности.

А Рита хорошенькая, что и говорить. Первая женщина, первый секс. Неловкий, но запоминающийся навсегда.

Зато потом просто не остановиться. В 18–20 лет самый пик сексуальности. Можно «этим» заниматься днями напролет, и не надоест. Открытия следуют одно за другим.

– Я не хочу, – говорит Рита.

Она смотрит пристально, блестящим взглядом, ее пухлые губы наводят на стыдное сравнение, а сейчас буквально сводят с ума, хочется их укусить. Эжен прекрасно помнит их чуть солоноватый привкус, когда они вчера катались по полу в бунгало. Да она просто дразнит его, чертовка! Убегает, увязая щиколотками, по марокканскому песку, вздымая облачка блестящего кварца.

Он догоняет ее и валит вот тут, прямо у порога.

– Постой, ведь может прийти посыльный. Я жду письмо.

– Плевать! – он яростно впивается в ее рот, потом в высокий коричневый сосок. Соски так вызывающе торчат сквозь прозрачную тунику. Рита без бюстгальтера. Да и трусов на ней, как оказалось, нет.

Они двигаются по песку, сдирая в кровь нежную кожу на спине у девушки. Не замечая ничего в пылу страсти. Рита заложила одну ногу Эжену на спину. Его кудри завесили ее лицо, словно занавес.

– Эй, Лера… – Эжен машет мне рукой с экрана. – Прости, если это тебя так расстроило, забудь.

Как же, забудешь такое! Что бы мне в отместку ему рассказать? Разве тот случай, с Павлом Петровичем на даче, когда я орала как резаная и перепуганный сосед прибежал с гвоздодером?

Э нет. Я злобно пыхчу, но прекрасно понимаю, что «отместка» ни в коем случае здесь и сейчас неприемлема. Что разрешено цезарю, то не разрешено женщине. Тем более той, которая в стадии «конфетно-букетного» периода и решила соблазнить француза.

Эжен вещает, что он с нашей страной на ты, с Россией, вообще-то, знаком. Ну, не так чтобы очень, а слегка. Она всегда привлекала его.

– Это еще как понимать «слегка?»

– Ну, то есть я не раз общался с русскими.

– Держите меня четверо.

– Что это ты говоришь? Никакие не четверо, хотя дай вспомнить. Марина из Воронежа.

– Марина?

– Это одна учительница, которая познакомила меня с несчастной девушкой Ольгой, ей нужна была помощь. Ольга инвалид.

Час от часу не легче! Добросердечный ты наш.

– Я помогал им материально некоторое время. У девушки не было родителей, она сирота. А Марина, учительница, опекала ее.

Сдается мне, ушлые воронежские тети разводили глуповатого француза на деньги!

– Они мне часто рассказывали о своей жизни, присылали фото, я составлял отчет.