Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы

«Дядюшкин сон» повезли в Париж. Я очень хорошо играла свою роль. Французские газеты писали: «Этот мраморный лоб, эта лебединая шея, этот тонкий стан, эта русская красота». И переводчица Лили возле автобуса переводила нам утром статью, а Витька Отиско и Вадик Бероев кричали: «Валька, покажи, где это у тебя всё»! Эльза Триоле пришла за кулисы: «Хочу взглянуть на русскую красоту!» Я помню, у неё на всю грудь была брошка, большая, как блюдце, с алмазами и бирюзой.

Я моталась по Парижу. Когда я пришла на приём по поводу окончания гастролей, я была уставшая (не было времени помыть голову), у меня болели ноги. В каком-то платьице и пиджачке, ненакрашенная, мрачная. Оказалось, дипломат из посольства захотел со мной познакомиться. Меня к нему подвели, он сказал какие-то дежурные слова, поблагодарил, а когда я отошла, бросил: «Господи, лучше бы я её не видел».

С нами на гастроли поехал Николай Иванович, прекрасный, милый, очень симпатичный человек, а потом мы узнали, что он был капитан КГБ. Когда меня один мужчина захотел пригласить на обед, я сказала: «Одну секунду, я спрошу у Николая Ивановича». Он ответил: «Боже мой, как это им ещё не надоело!» И больше он меня, конечно, не приглашал.

Мы были в Париже около шести дней: приезд, отъезд и три спектакля: «Дядюшкин сон», «Маскарад» и два раза «Дороги». Бортников там засверкал, о нём написали: «Тень Жерара Филиппа промелькнула над нашей сценой».

В «Маскараде» у меня был маленький кусочек, два слова на проходе. Я играла какую-то племянницу Но у меня была неземной красоты шляпка – наши актрисы научились вниманию к мелочам. Я помню, когда открылся занавес в «Маскараде», второй акт, все мы стояли в белых платьях, и Париж захлопал, потому что это было безумно красивое зрелище. Выглядели мы потрясающе: все в корсетах, в белых платьях, с причёсками. Сейчас такого нет даже на экране.

На третий день парижских гастролей я решилась и подошла к нашей переводчице Лили: «У меня здесь подруга, она живёт на рю Кассет, 7, её зовут Элиана, фамилия – Жаке».

Я знала, что я делаю. Понимала, что поиск моей подруги, а тем более встреча с ней могут дорого мне обойтись. Но находиться в Париже и не встретиться с девочкой, которая мне стоила всего того ужаса, который я пережила, – нет, это было выше моих сил. И на следующий день Лили мне сказала: «Да, действительно, она там живёт, она вышла замуж, и теперь её зовут Элиана Дригач, и она сегодня будет у вас в гостинице в пять часов дня». У меня дрогнуло сердце.

Правда, Завадский и Марецкая повезли нас в какую-то студию к своей подруге, с которой они учились в училище. Мы выходили после спектакля, а в пяти шагах стояли эмигранты. Это ведь были одни из первых гастролей русских театров в Париже.

И мы стояли, и они стояли. Они сказали: «Ну, как вам здесь?» Я сказала: «Ну, Париж, это что-то! Восторг!» Они заулыбались: «Уж так и хорош?» Я говорю: «Да, очень». – «А могли бы мы вас пригласить на обед?» Я ответила: «Нет, вряд ли, у нас всё расписано», понимая, что Николай Иванович бдит. Он всё замечал: «Утром, в 8, вышел хлеба купить, а Бирман уже с незнакомой француженкой болтает».

В дверь номера постучали, и вошла Элиана с мужем, скуластым, светлоглазым блондином. Его звали Лёня Дригач, он был русским, из эмигрантов. И видно было, что свою французскую жену он совсем не любит. Элиана, конечно, это понимала. Она мне сразу сказала: «Он меня не любит!», а у них уже было двое детей – Тамарочка и Игорёк, который был совсем маленьким.

Когда мы увидели друг друга, обе зарыдали. Мы так рыдали! Её муж смотрел на нас равнодушными глазами. Он не понимал, почему мы обливаемся слезами.

Потом они всё же разошлись. Лёня бросил Элиану и женился на какой-то русской танцовщице по имени Одиль. А тогда они забрали меня из гостиницы, чтобы повозить по Парижу. И я поехала к ним на рю Кассет, познакомилась с её мамой, и там были уже какие-то подарки. И у меня голова пошла кругом. Я не верила, что я в Париже. И почему-то мне было совсем не страшно.

Мои отлучки прошли как-то незаметно. А перед отъездом Николай Иванович протянул мне разорванный конверт со словами: «Извини, я облегчил тебе этот труд». Моя дорогая Элиана передала мне в гостиницу письмо, где она писала, что в восторге от нашей встречи и что мы не должны вновь потерять друг друга. Она желала мне счастливого пути. Николай Иванович всё это прочитал, но отчёта от меня не потребовал…

За те долгие годы, что мы не виделись с Элианой, много воды утекло. Третий секретарь французского посольства, в семье которого она служила гувернанткой, сделал дипломатическую карьеру – стал послом. А сама Элиана стала преподавателем русского языка и литературы. Она работала в Париже, потом в Орлеане.

После нашей встречи Элиана стала мне писать, звонить. Она мне всё время говорила: «Давай я тебе пришлю приглашение!» Какое приглашение? Меня никто никогда не выпустит. В то время поехать в капиталистическую страну по приглашению было абсолютно нереально.