Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы

Я вхожу в самолёт и говорю стюардессе: «Вы знаете, моему партнёру, народному артисту России Борису Щербакову плохо, он начинает заболевать гриппом. Нет ли трёх свободных кресел, чтобы он лёг?» – «Да, конечно, конечно…» Он ложится и проваливается в сон. Мы летим два часа. Наконец приземляемся в Москве, садимся в машину. Шофёр спрашивает: «Куда ехать?» – «К Щербакову домой». Мы подъезжаем к его дому, я достаю из грудей его гонорар и говорю: «Борис Васильевич, одну секунду…» И он мне под занавес говорит: «Ларионовна, что ты со мной разговариваешь, как с идиотом?» Поворачивается и уходит.

Мы спектакль играли 6 лет. Мы побывали с ним в Австралии, Америке, в Канаде. Этот спектакль мы закрыли, потому что Боря понял: я уже не могу играть любовь. Но нам ещё очень долго звонили и просили сыграть. Я отвечала: «Звоните Щербакову…»

Когда моя дочь Ксюша стала подрастать, я почувствовала, что возникает какой-то антагонизм в нашей маленькой семье. Между мамой с Ксюшей и мной. Эти двое словно дружили против меня. Я не знаю природу этого антагонизма. Может быть, причина была в моей вечной, какой-то безумной занятости – играла в театре, снималась, моталась с концертами, а они проводили это время вместе: мама и Ксюша, возможно, они ревновали к мужчине, с которым у меня происходил страстный роман, – сотруднику КГБ.

Когда я была от него беременна, мама сказала: «Зачем нам эта белобрысая крыска…» Если бы мама в тот момент меня поддержала: «Как-нибудь вырастим!» – я бы оставила этого ребёнка…

Мама не любила никого, кто со мной приходил: ни мужчин, ни женщин. У неё глаз был абсолютный ватерпас, она видела человека насквозь. Она была очень доброжелательная, в нашем доме её очень любили. Но что бы я ни делала и как бы ни старалась, она всегда была недовольна: всё было не так. Она всегда лучше знала, как надо.

Однажды мама поехала в Сибирь навестить свою сестру, тётю Катю. А когда мама приехала, Ксюша заявила: «Баба, она на меня кричала и заставляла работать!»

Ксюша поступила в знаменитую спецшколу № 20, там учился внук Громыко. Класс был очень непростой: сплошные дочки и сыновья советской элиты. Где-то в классе четвёртом я им ставила спектакль «Двенадцать месяцев». Я кричала: «Белки, заряжайтесь!», и этот внук Громыко кричал громче всех: «Белки, заряжайтесь!» Это было здорово. Учителя меня благодарили.

Ксюша не захотела быть комсомолкой, чем меня повергла в полный ужас. Зачем идти поперёк, против стаи? Как говорила моя подруга, актриса Лида Савченко: «Валя, против стаи идти не надо».

Дочери совсем не давалась химия, зато у неё был абсолютный слух. Она ходила в музыкальную школу, у нас было пианино. Приходила Лёнина мать, бабушка Фаня, и учила Ксюшу музыке. Ксюша окончила музыкальную школу при Академическом музыкальном училище им. П. И. Чайковского в Мерзляковском переулке. Комсомолкой она так и не стала.

Однажды Ксюша мне сказала такую фразу: «Мама, вот ты меня всё время ругаешь. Ну, смотри, стоит одна скамья, и на ней сидят девочки, а перед ними стоят все мальчики. Я прихожу, мне места нет, я сажусь на другую – абсолютно пустую скамейку. Через некоторое время все мальчики перетекают и становятся возле меня».

И я поняла, что это действительно так, как бы моя мама не говорила: «Вот все твердят, что она красивая, а я не вижу ничего…», но я, между прочим, видела. Когда ей было 9–10 лет, она была вылитая итальянка, это было что-то невозможное.

Вспоминаю момент, когда она посоветовалась со мной. У неё был переходный возраст – время становления. Я понимала, что в 15 лет идёт взросление, и проявляла всяческую осторожность. По-моему, даже ходила советоваться к психологу.

Однажды Ксюша мне сказала: «Мама, мне нравится Гриша. Я ему позвоню и приглашу в кино…» Мне, взрослой женщине, было ясно, что если этот Гриша сам не звонит и не приглашает Ксюшу, то ей лучше не проявлять инициативу. Наступил такой момент, когда мне нужно было дать ей совет, чтобы это было и ненавязчиво, и в то же время действенно.

Вдруг меня пронзила мысль, и я поняла, что мне нужно делать. Помогла моя актёрская профессия. Я предложила Ксюше: «Знаешь что, а давай проиграем. Я буду Гришей, а ты будешь Ксюшей. И мы проиграем два варианта, когда ты приглашаешь Гришу, и когда Гриша приглашает тебя». Она с радостью согласилась. И мы начали играть.

Когда она мне «звонила».

– Гриша, а ты не хочешь пойти в кино?

– Что? Какое кино? Да нет, я это уже видал.

Мы с Ксюшей, естественно, не сговаривались. У нас шла чистая импровизация:

– А вот другое кино…

– Да нет, мне ещё литературу надо прочесть…

– Ну, а может быть, просто погуляем?

– Да ну! Неохота!

Ксюша не выдерживала: «Ну, мама, а что ты так отвечаешь?» Я спокойно говорила: «Это он так отвечает, не я, это он может отвечать: „Гулять? Да холодно…”»

Затем мы изменили диалог. Теперь Гриша ей звонил.

– Ксюша, пойдём на фильм «Красные дьяволята»?» – спрашивала я.

– А я его уже видела.

– Ну, тогда пойдём на другой фильм! Не хочешь? А давай в кафе, возле зоопарка есть открытое кафе…