Мой путь в Скапа-Флоу

— В мировую войну[28] английские минные заграждения находились вот здесь, — он склоняется к карте и показывает остриём циркуля. — Наверно, они и сейчас расположены там же. Тогда здесь погибла лодка Эмсманна, — остриё циркуля упирается в Хокса-зунд, — а здесь, — циркуль описывает овал, — обычно находится якорная стоянка английского флота. Все семь проходов в бухту заблокированы и хорошо охраняются. И всё же мне кажется, что решительный командир вот здесь, — циркуль скользит по карте, — смог бы пройти. Это будет непросто сделать, так как между островами очень сильное течение. Но всё же я верю, что пройти можно!

Он поднимает голову. Острый, изучающий взгляд исподлобья.

— Как вы считаете, Прин?

Я смотрю на карту. Но прежде, чем я хочу ответить, адмирал продолжает:

— Я не требую от вас сиюминутного ответа. Обдумайте всё спокойно. Берите с собой все документы и взвесьте всё основательно. Я жду вашего решения не позднее полудня вторника.

Он поднимается и смотрит на меня в упор:

— Надеюсь, вы понимаете меня, Прин. Вы полностью свободны в вашем решении. Если придёте к убеждению, что это мероприятие проводить нельзя, сообщите мне.

И с особым ударением:

— На вас не ляжет никакое пятно позора, Прин. Вы навсегда останетесь для нас командиром.

Прощальное рукопожатие. Я забираю с собой карты и расчёты.

В прощальном приветствии мы выбрасываем вперёд-вверх правую руку.

Я отправляюсь на плавбазу «Гамбург». Прячу карты и расчёты в свой маленький стальной сейф. Затем иду домой.

Во мне появляется огромное напряжение. Можно ли всё это выполнить? Рассудок оценивает и рассчитывает, но воля и желание уже теперь говорят, что нужно решаться. Я целиком поглощён своими размышлениями и на приветствия солдат отвечаю чисто механически.

Дома меня встречают жена с ребёнком. Обед готов, стол накрыт. Но мои мысли продолжают беспрерывно крутиться вокруг одного полюса: Скапа-Флоу.

После обеда я прошу жену отправиться на прогулку одной: у меня много работы. Она кивает и грустно улыбается:

— Ах, очередное предприятие…

Однако больше ни о чём не спрашивает. Она сама дитя солдата.

Когда она уходит, я возвращаюсь на «Гамбург». Достаю карты и расчёты. Затем сажусь к письменному столу… Чудесно, тщательный анализ показывает, что мероприятие выполнимо!

Когда я заканчиваю работу, снаружи уже темно. Я складываю бумаги и отправляюсь с ними в гавань. Город тих и темен, в небе ярко светятся звёзды.

На следующее утро я прибываю к фон Фридебургу на доклад. Он принимает меня сразу.

— Ну, — смотрит он на меня вопросительно, — что скажете, Прин?

— Когда я могу доложить командующему подводными силами, господин капитан?

— Итак, ты пойдёшь?

— Так точно.

Он тяжело опускается в кресло за письменным столом и берётся за телефонную трубку.

— Я, собственно, думаю, — говорит он при этом, — что я на вашем месте тоже побаивался бы только из-за семьи.

Затем он говорит по телефону:

— Так точно, господин адмирал, Прин у меня. В четырнадцать? Есть!

Он встаёт.

— В два часа пополудни быть у командующего подводными силами.

Ровно в два часа дня я вхожу к адмиралу. Он сидит за письменным столом.

— Капитан-лейтенант Прин для доклада прибыл!

Он не ответил, как будто бы пропустил мой доклад мимо ушей. Только смотрит на меня пристально. Затем спрашивает:

— Да или нет?

— Да, господин адмирал.

Тень улыбки. Потом он спрашивает, уже серьёзно и проникновенно:

— Всё ли вы обдумали, Прин? Подумали ли вы о судьбе Эмсманна и Хеннинга?

— Так точно, — отвечаю я.

— Тогда снаряжайте свою лодку. Срок выхода будет объявлен.

Он встаёт, обходит вокруг письменного стола и пожимает мне руку.

Он молчит, но крепкое рукопожатие красноречивее любых слов…

Мы выходим в десять утра восьмого октября. Это снова воскресенье, ясный, прекрасный день поздней осени.

Нас провожают фон Фридебург и адъютант командующего подводными силами. Некоторое время мы стоим на причальной стенке и смотрим на лодку, стоящую на приколе. На борт поднимается экипаж.

Мы ходим вдоль причальной стенки туда и обратно. Обмениваемся парой ничего не значащих фраз. Только при расставании фон Фридебург говорит:

— Итак, Принхен, если всё пойдёт, как надо, то многие тысячи тонн тебе обеспечены! Ни пуха, ни пера!

В приветствии я выбрасываю вперёд-вверх правую руку. Они отвечают…

Затем я спускаюсь по сходне на лодку. Убираются швартовы, всё сильнее гремит выхлоп дизелей, отдаваясь дрожью в корпусе корабля.

Мы медленно выходим наружу, в серо-зелёное море. Курс норд-норд-вест. На Скапа-Флоу…

Оба берега тонут в нежной, серой дымке, постепенно пропадая из вида. И затем остаются лишь только небо и море, зелёное, по-осеннему холодное море, да усталое солнце, простирающее свои блёклые лучи, над морским простором.

Никто на борту не знает цели нашего похода, только я.

Вот мы обнаруживаем дрифтер[29] и ныряем… Потом на горизонте появляются дымовые облака одиночных судов и конвоев, но мы не преследуем их…

Команда посматривает на меня вопросительно и испытующе, но никто ничего не говорит, и я тоже должен молчать. Это тяжело — молчать перед товарищами по оружию.