Закрываю глаза, за последний день что-то странное течет с них. Может я чем-то заболела? Мне не хочется ни есть, ни пить, только спать, чтобы, наконец, забыться. Такое чувство, как будто с меня выкачивают всю жизнь, сил нет даже, чтобы повернутся на бок. Жизнь, словно река, проплывает мимо. Плевать на учебу, плевать на работу, на все плевать. Только на одного ужасного некроманта не плевать. Я даже ненавидеть его всей душой не могу. Это странно, со мной никогда не было так раньше, ни с одним из тех, кого любила.
Кто-то стучит в дверь, я не отвечаю, только поворачиваюсь на бок. Смотрю в окно, там видно только серое небо. Печаль, тоска и мой отрубленный палец в банке на подоконнике. Интересно, смогу ли я продать его как палец великана? Этот ингредиент стоит целое состояние. Скосила взгляд на свою руку, я ее наспех перевязала, когда вернулась домой. Все еще чувствую свой палец, хотя его так уже нет. Неприятное ощущение, но знакомое. Крысы отгрызали мои пальцы, это больнее, чем отрезать его тупым ножом для писем. Через какое-то время палец отрастёт, за это можно сказать спасибо генам папочки. Так что пока придется подождать, пока это не случится.
Стук в дверь продолжается, причем становится все назойливей и назойливей. Ну, кому я нужна, с утра по раньше? Сейчас же утро, да? Что-то чувство времени у меня напрочь отсутствует.
— Войдите, — крикнула, наконец, когда мне это уже начало надоедать.
Дверь открылась, явив на пороге трясущуюся Веронику. А эта тут что забыла?
— Клара? — испугано пискнула она, повернулась в сторону кровати, где я лижу и как завизжала.
— Ты чего орешь? — завопила на нее ответ, в ушах противно звенело от ее голоса.
— Ты голая! — выдала она сокровенную и очевидную мысль.
— И что с того? Ты что голых баб не видела? Так в зеркало посмотри, ты же тоже баба, или я обладаю не полной информацией? Да? — ласково переспрашиваю у нее, хотя так и хочется выставить со своей комнаты.
— Да? Нет? — испугано запищала она с красными щеками, сдавая назад.
— Ты чего вообще пришла? — пытаюсь настроить ее головной мозг на адекватную работу, но получается не очень.
Кто же знал, что вид меня голой настолько ее нагрузит, что она и пары слов связать не сможет. Простонала и натянула на себя покрывало, почему я должна это делать? Это моя комната, мне жарко, хочу лежать голая — лежу! А тут приходят всякие, двух слов от вида на мои прелести связать не могут.
— Да дело не в том, ты же вся в крови! Что там случилось, в кабинете с министром? Мальчики, из полицаев, о нем такое рассказывали! Просто жуть! Даже разболтали, что он недавно целый квартал спалил, по своей прихоти, а им пришлось память стирать, что бы вопросов ни у кого не возникало. Страшный человек, страшный! — быстро говорила Вероника, все еще не отходя от открытой входной двери.
Упоминания о нём больно ударили по сердцу, скривилась как от удара под дых. Отвернулась снова к окну, не обращая на гостью никакого внимания.
— Ты вчера весь день не выходила, все наши так переживали за тебя и Пенелопу, но даже не могли узнать, как вы. Ты сама не знаешь, как Пепа? Я вчера искала ее в больнице, но мне сказали, что ее там не было. Вот переживаю, как бы с ней ничего плохого советник не сделал!
Опять ее этот тон, так бесит. Вот не нравится мне эта девушка и все тут. Смотрю на нее с прищуром, а она тут святую невинность изображает.
— Всё с ней нормально, я уверена.
Слегка вру, ибо уверенности у меня никакой, но вот желание набить морду муженьку своей подруги имеется. Только пусть попробует ее обидеть, хоть слово скажет о том, что она его позорит, и тогда я…
Сжимаю зубы, приказываю не думать о нём, но все равно думаю. Это наваждение, это больная голова. Я же сумасшедшая, глупая и неуравновешенная. Все еще его, пускай уже не так как раньше.
Все еще чувствую палец, которого нет, все еще чувствую кольцо на пальце, которого уже нет. Мои губы дрожат, сейчас снова какая-то странная жидкость потечет с глаз. Беру себя в руки, плевать на всё, плевать на его слова, смогу жить дальше и без него. Пускай даже сейчас кажется, что жизни без него и нет. Вот знала же, знала, что он просто не может быть таким нежным, его объятия не могут быть такими деланными, его поцелуи не могут быть столь нежными. Хочу сказать, что это не он, хочу соврать себе, что это был не он. Но не верю в эту ложь, да и врать самой себе — плохая привычка.
— Ты ведь хочешь отомстить ей, я права? — сажусь на кровати, позволяю себе страшно улыбнутся.
Ника вздрагивает и смотрит на меня во все глаза, как открытая книга, все ее мысли на лице. Попала в точку, я была права.
— Это ведь она послала тебя к муженьку, я права? — все еще улыбаюсь, чувствуя сильную усталость.
Девушка кивает, ее губы дрожат от сильных эмоций.
— Если бы не она, то мой муж бы не возненавидел меня. Мои действия погубили его карьеру, он теперь никогда не простит меня.
Как же она плачется, смотреть противно. Гадкое тихое создание, готовое запросто вонзить в спину нож.