Мои Великие старухи

– Он был раздавлен, абсолютно раздавлен после выезда из России. Политическая карьера Керенского связана с масонством, и Франция была для него, как и для всех масонов, прежде и превыше всего. Как же можно было бросить Францию в такой час?! В свое время мне казалось, что Александр Федорович, со своей точки зрения, прав, ведь немцы стояли под Парижем. Париж пал бы в три дня, если бы русская армия помирилась с немецкой. Он это, конечно, понимал. Поэтому до последнего, до 25 октября 1917 года, немцы старались наступать. Не выходило в Карпатах, наступали в Польше. Конечно, с точки зрения русского человека, Керенский мог сказать, что ради французов он дал возможность Ленину захватить власть. Если бы он арестовал Ленина в июле и «замирился» бы с немцами, революции могло не быть…

– Нина Николаевна, многие читатели беспокоятся о судьбе вашего уникального архива…

– Меня часто спрашивают о моем архиве, но я считала, что не всем интересно знать, при каких условиях я отдала его в университетские подвалы. Я приехала в США осенью пятидесятого года и привезла с собой из Парижа, где пробыла почти четверть века, огромный ящик с бумагами – все то, что я спасла в свое время из квартиры Ходасевича, разгромленной немцами. Я унесла все, что могла, как муравей, на своем горбу. Денег на такси у меня не имелось. Бумаги я решила везти с собой в Америку, потому что совершенно не представляла, куда я могу их спрятать в Париже.

В моей новой обители в США ящик этот занимал много места, комната была маленькая. Кроме того, мне говорили, почему бы не отдать или продать содержимое ящика в какой-нибудь университет или хранилище. И день такой настал. Ко мне пришел мой добрый знакомый, историк Борис Иванович Николаевский, вместе мы открыли драгоценный ящик: автографы, газетные, журнальные публикации Ходасевича, тетради, которые я, помню, сшивала цветной бумагой, а он в них вклеивал вырезки из «Возрождения», «Последних новостей», где регулярно печатался. Были в ящиках мои материалы. Все это я предложила Борису Ивановичу купить. За какую цену? Вы думаете, я тогда понимала в этом? Борис Иванович был человек небогатый, как и все эмигранты, и он сказал: «Я могу дать 50 долларов». А у меня в кармане в тот момент было только пять долларов, и на следующее утро я должна была внести плату за гостиницу, в неделю я платила пятнадцать долларов. В этой ситуации я сказала: «Хорошо». Теперь, когда я рассказываю об этом, все смеются. Но не пугайтесь, с архивом ничего не случилось. В конце концов, он благополучно хранится сегодня в двух великолепных американских архивах, в Стенфорде и в Йеле. В этих архивах много интересного для России…

Сентябрь 1989

Нина Николаевна Берберова умерла в Филадельфии 26 сентября 1993 года. В России продолжают переиздаваться ставшие почти культовыми ее книги – «Курсив мой», «Железная женщина», «Люди и ложи», а также ее стихи.

Глава 19. Франсуаза Саган: писательница, игрок, искательница приключений

«Я готова сесть хоть к вам на колени».

Вся ее жизнь с самой ранней юности была подвержена соблазнам дьявола – риск, авантюры, горячечные ночи в казино и жаркие любовные приключения. Из страшных катастроф (носилась по автострадам со скоростью 200 километров в час) выходила изуродованной, но живой. Она быстро раскусывала мужей и любовников, которые хотели делать на ее имени деньги и карьеру, и молнией, с чемоданчиком в руках покидала притворное ложе. Несколько лет назад, попав в очередную автокатастрофу, оказалась в коме, но выбралась почти с того света. Говорили, что с молодости ее слабостью были наркотики. Старалась скрыть это от публики, но безуспешно…

Она погорела на близости с сильными мира сего. Завели дело. Многим казалось, что любимице публики пришел конец, но ее оставили на свободе с условным приговором. Оказавшись разоренной, Саган заложила квартиру в центре Парижа. Она глубоко переживала скверную ситуацию. Дали о себе знать все болезни уже не молодой, всю жизнь жившей на пределе женщины. Закупорка легочных сосудов привела к смерти.

Достаю с полки свое журналистское досье на Франсуазу Саган. С грустью перекладываю публикации о ней, фотографии, вырезки из газет. В который уже раз перечитываю наши с ней разговоры-интервью. Чудится, будто от книг с автографами Франсуазы исходят ее аура, ее тепло. Хочется вспоминать и вспоминать. Все, до мельчайших деталей.