Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

По окончании каждой работы составлялся так называемый технический отчет по работам и опись оной. В 1-й графе отчета вписывался итог из утвержденной сметы или итог из последней изменительной сметы; во 2-й графе итог действительно употребленных рабочих и материалов, и при малейшей разности в этих итогах требовалось в особой графе указать на причины этой разности. Выше уже объяснено, что разности почти никогда не было. Опись состояла из выписки с утвержденной сметы, за исключением тех пунктов сметы, в которых значились предметы, не оставляющие следов. В случае составления при производстве работ изменительных смет те параграфы утвержденной сметы, которые были изменены, вписывались в опись из этих последних смет. По этой описи работа свидетельствовалась директором работ и посторонним лицом. Затем технический отчет с описью, рабочими журналами, книжкой для записки рабочих подрядчиком, с утвержденной и изменительными сметами и, в случае надобности, чертежами, представлялся через управляющего округом в комиссию для ревизии отчетов, состоявшую при Совете Министерства путей сообщения[51]

, а материальные книги в Московский экономический комитет. Повторяю, вся эта сложная отчетность не только не вела к сбережению казенного интереса, но в некоторых случаях была причиной того, что молодые инженеры приучались к казнокрадству.

Ремонтные работы на старом Московском водопроводе производились на протяжении до 20 верст. Это давало мне право получать в рабочие дни разъездные деньги по справочной цене на городские дрожки в одну лошадь, что доставляло мне в летние месяцы, когда производились работы, ежемесячно до ста руб. асс. (28 руб. 57 коп.). Это мне было большим подспорьем при скудном содержании (жалованья 600 руб., столовых 200 руб. и квартирных 200 руб. асс., всего 1000 руб. асс.) (285 руб. 71 коп. сер.). Через год жалованье было увеличено на 90 руб. и столовые на 50 руб., так что все содержание составляло 1140 руб. асс. в год (325 руб. 71 коп. сер.), и я мог завести лошадь и беговые дрожки, хотя этот экипаж был весьма неудобен, особенно по мостовой в городе, по которому я должен был проезжать очень большое расстояние от Троицкой заставы до дома дяди моего князя Дмитрия Волконского, в Штатном переулке{503}

, близ Остоженки. Овес и сено получал я из имения моей матери, с. Чегодаева, а кучер был из крепостных людей.

Из села Алексеевского, в котором я поселился в начале лета, я каждый вторник и пятницу приезжал в город в упомянутый дом дяди Дмит рия, куда переехала мать моя с сестрой, которая в эти дни со мной ходила, так же как и в 1831 г., гулять по Тверскому бульвару. Воскресенье я также проводил у матери и бывал в кадетском корпусе у брата, которого, {как выше объяснено}, не отпускали из корпуса.

Вскоре, однако же, мать моя с сестрой уехали в Киев, в исполнение обещания, данного моей матерью при получении известия о смерти моего старшего брата, а я переехал из с. Алексеевского в с. Большие Мытищи, где была главная работа на старом водопроводе в 1832 г., именно перестройка ключевого бассейна № 3, стоившая до 6000 руб. асс. {(1714 руб. сер.)}. При ключевых бассейнах близ с. Большие Мытищи был устроен казенный домик с тремя комнатками для приезжающего начальства, в которых я и поселился. В Москву я ездил только в воскресные и праздничные дни, чтобы видеться с младшим братом в кадетском корпусе. В Мытищи почти каждую неделю приезжал <ко мне> директор работ Максимов, который со мной объезжал все ремонтные работы обыкновенно в дрожках, запряженных тройкою; бывал также и управляющий округом Яниш, который был так привязан к водопроводу, что, проезжая в свою подмосковную деревню, делал большой крюк, чтобы побывать в Мытищах. Оба эти начальника были постоянно довольны моим прилежанием к делу и сметливостью. Максимов особенно полюбил меня, и я часто бывал у него в Москве. Он жил в собственном доме, на Плющихе, в приходе Неопалимой Купины; с ним жила его мачеха, простая, но очень добрая женщина, и ее сын Алексей, <также не получивший образования>. У Максимова я постоянно видал Екатерину Петровну ^{Волькенштейнн}

, которая имела дом рядом с домом Максимова. Последний часто ездил то один, то с нею, в ее деревню, находившуюся близ Троицкой лавры, и каждый раз они заезжали ко мне в Мытищи. Екатерина Петровна вышла замуж очень молодой за человека пожилых лет, Ермолая Филипповича Волькенштейна{504}, который последнее время служил в Московской рабочей команде, состоявшей в ведении московского военного генерал-губернатора. Чиновники этой команды, хотя имели гражданские чины, носили мундир с эполетами, одинаковый с мундиром Строительного отряда путей сообщения, а потому Волькенштейна обыкновенно называли полковником.