Я неоднократно упоминал, что гражданская строительная часть была в это время в ведомстве путей сообщения, которое в столицах имело своими органами местные правления путей сообщения, так что всеми постройками и ремонтом их, производимыми на счет городских сумм, заведовали правления, не подчиненные столичным генерал-губернаторам. На этом основании московские бульвары были в заведывании правления IV (Московского) округа путей сообщения. Московский генерал-губернатор, граф Арсений Андреевич Закревский, находя, что {один из означенных бульваров, под названием} Трубного, служит притоном всякого рода мошенникам и самым грязным проституткам, а по способу его посадки, полиции затруднительно иметь за ними должное наблюдение, и, полагая, что площадь, занимаемая бульваром, могла бы превратиться в торговую, в которой окружающее население нуждается, назначил этот бульвар к уничтожению. Правление IV округа путей сообщения воспротивилось этому распоряжению, полагая, что оно может быть приведено в исполнение только с разрешения главноуправляющего путями сообщения, и находило с своей стороны, что бульвары служат к улучшению воздуха, а на площади, в случае срубки Трубного бульвара, нельзя допустить езды, так как он устроен на ветхом кирпичном своде, покрывающем р. Неглинную, который от езды по нем может провалиться. Клейнмихель в мае месяце приказал мне отправиться в Москву для расследования этого дела, но уже не предстояло ничего к расследованию; бульвар был уже срублен, а площадь над ветхим сводом обставлена с обеих сторон надолбами, так что по ней возможен был только проход пеших, а не проезд экипажей. Одним словом, не было повода к посылке меня для исполнения означенного поручения. Но умысел другой тут был. Не знаю, сам ли Клейнмихель находил полезным меня держать в отдалении, по случаю гнева Государя против меня за дело Вонлярлярского, или этого желали тогдашние приближенные Клейнмихеля, Мицкевич и [
В короткое время, проведенное мною в Москве, я несколько раз виделся с Закревским и был у него раза два в его летнем местопребывании, селе Ивановском. Закревский, в разговорах со мною, очень жалел о покойном Максимове, но не делал никакого намека о предположении назначить меня на его место. Вскоре после того, что я вернулся в Петербург, приехал туда и Закревский, который, позвав меня в свой дом, ныне принадлежащий графу Зубову, против Исаакиевского собора{461}
, просил меня принять место начальника Московских водопроводов, сказав, что Клейнмихель не будет этому препятствовать в случае моего согласия. Увидав, что это дело порешенное между Закревским и Клейнмихелем, я нашел лишним отговариваться. Кроме того, следующие причины побуждали меня принять предложение Закревского: жена моя постоянно любила московскую жизнь более петербургской; все ее знакомства с ребяческого возраста были в Москве, новых же знакомств она не любила и не делала; здоровье моей жены в Петербурге с каждым годом все более и более расстраивалось; я рассчитывал, что жизнь в Москве будет нам стоить дешевле, и что я буду по новому месту, сверх содержания по чину полковника в 1340 руб., получать добавочных 1400 руб., каковые получал Максимов. Но я ошибся в обоих последних предположениях: я не мог жить в Москве так, как жил в Петербурге, и через это, несмотря на то, что и квартира и съестная провизия были в Москве дешевле, расходы мои увеличились против расходов в Петербурге; из добавочных 1400 p., которые получал Максимов, оказалось, что 700 руб. он получал по штату, как начальник Московских водопроводов, а другие 700 руб., выдававшиеся ему из городских средств в вознаграждение за наблюдение за действием водопровода до утверждения означенного штата, – были при нем оставлены и по назначении его начальником Московских водопроводов. Я же по штату имел право только на первые 700 руб., и только спустя два года после моего назначения, с каждым годом затрудняясь более и более в средствах к жизни, я добился от Закревского выдачи мне, по примеру Максимова, и других 700 руб. из городских сумм, на что Закревский, через Клейнмихеля, исходатайствовал Высочайшее соизволение.