Жена Урусова [
Оброк с имения жены моей собирался по-прежнему с большими недоимками. Я хотя и был от имения всего в 120 верстах, но служебные занятия не позволяли мне отлучиться из Нижнего; впрочем, я уже убедился, что приезд мой в имение нисколько не поможет сбору оброка. Между тем с того времени, как тесть мой взял в управляющие купца Пономарева, с его имения оброк собирался безнедоимочно, а потому, лишенный всех средств к жизни, и я решился вверить имение жены моей тому же Пономареву, который, действительно, сумел и в этом имении собирать оброк без недоимок. Тем более необходимо было мне взять в управляющие Пономарева, хотя я и знал его за плута, что вскоре по приезде Нижний я узнал, что С. В. Абаза{113}
допустил по винным откупам, по которым он представил в залог земли жены моей и тестя, недоимки более чем на сто тысяч рублей и что эти земли должны быть описаны и подвергнуты за означенную недоимку продаже. Следовательно, надежда моя и тестя получать с С. В. Абазы ежегодно большую сумму в виде процентов за данные ему залоги лопнула.{В IV главе «Моих воспоминаний»} я уже говорил, что Пономарев получил неправильно из Нижегородской гражданской палаты свидетельства на означенные земли, как на не принадлежащие к населенному имению и свободные от залога, тогда как они принадлежали к населенному имению, вместе с которым были заложены в Московской сохранной казне. Если бы Абаза содержал исправно принятые им на себя откупа с 1843 по 1847 г., то с истечением срока этих откупов свидетельства гражданской палаты были бы нам возвращены, и тем бы кончилось это дело. Теперь же надо было при описи указать те земли, которые находились в залоге у Абазы, а так как двойной их залог в сохранную казну и по откупам мог подать повод к уголовному делу, то необходимо было поспешить освобождением из сохранной казны земель, заложенных Абазе.
Самым простым средством к этому представлялся выкуп из сохранной казны всего имения и отмежевание от него того количества земли, которое было заложено Абазе. Но долг в сохранную казну по имению жены моей превышал 85 000 pуб., а долг тестя был в 2 1/2 раза более; этих денег нам достать было неоткуда. Пономарев после смерти моего тестя в июле 1844 г., когда я был назначен опекуном над оставшимся после него имением, предложил мне просить М. Н. [
Эти выкупы из сохранной казны населенных имений и снова закладка их в оной, а равно отмежевание особых дач, которые должны были поступить в продажу по неисправности откупов Абазы, стоили мне много денег и хлопот. Предположение Пономарева приведено к окончанию только спустя несколько лет.