По приезде Клейнмихеля в Москву он мне ни слова не сказал о моей неудаче исполнить его желание по перестройке шоссе к открытию Нижегородской ярмарки в 1844 г., а также и о цели, с которою он меня вызвал в Москву, где продержал очень долго, разъезжая из Москвы в разные стороны для осмотров шоссе и приказывая мне при каждой из этих поездок ожидать его возвращения в Москву. Он меня отпустил в Нижний только в день своего отъезда {из Москвы} в Петербург. Клейнмихель пригласил меня каждый день у него обедать и проводить вечера. Он дозволил мне не приходить к обеду только по средам и субботам, так как в эти дни были обеды {(table dʼhôte)} в Английском клубе, который он называл московским государственным советом и в эти дни вечером спрашивал у меня:
– О чем сегодня рассуждали в вашем государственном совете?
Клейнмихель остановился в Москве на Тверской в доме свиты Его Величества генерал-майора князя Белосельского{133}
, который состоял тогда начальником полицейского управления по работам железной дороги между столицами.{Я уже упоминал, что} в 1843 г. начальником IV (Московского) округа путей сообщения назначен был генерал-майор [
Анекдотов про Трофимовича можно было бы рассказать бездну; {ограничусь лишь следующими}. В бытность его начальником округа в Ярославле он, оставив свое семейство в Петербурге, никогда не обедал дома и не держал лошадей. В те дни, когда никто из городских жителей не приглашал его к обеду, он объявлял одному из подчиненных, что будет обедать у него; после обеда он садился играть в карты и требовал, чтобы никто из подчиненных не смел уезжать прежде его. Разъезжал он на лошадях своего адъютанта, которых совсем замучил. Когда он долго засиживался за картами, подчиненные решались разъезжаться ранее его. Оказалось, что он засиживался за картами в те дни, когда лошади его адъютанта были больны, и он в эти дни в зимнее время приказывал нескольким солдатам путей сообщения отвозить его из гостей домой в длинных салазках, в которые он ложился, закрыв лицо воротником шубы. Таким образом он обходился без найма извозчиков и этим сберегал несколько копеек. Он в эти дни выжидал ухода всех своих подчиненных, не желая, чтобы они видели этот способ перевозки его особы. В бытность начальником округа в Москве Трофимович при осмотрах шоссе останавливался для обедов, ужинов и ночлегов у своих подчиненных и требовал, чтобы ему подавали хорошие кушанья и доставляли комфорт {не только от подчиненных, но и от их жен}; однажды ему показалось, что поданное у одного дистанционного начальника вино не довольно хорошо, и он напал своим визгливым голосом на жену подчиненного.
По его мнению, это было ее обязанностью, {зная о его приезде}, позаботиться о приготовлении хорошего вина, причем он наговорил ей кучу неприятностей. Один из инженеров просил его быть крестным отцом новорожденного ребенка этого инженера. Жена последнего в ночь перед крестинами заболела; муж, отыскивая ночью лекаря, расшиб руку и принял Трофимовича в сюртуке с разрезанным рукавом на ушибленной руке. {Несмотря на объяснение инженера о причине, по которой он встречает Трофимовича не в мундире, последний} рассердился, раскричался так, что перепугал родильницу и уехал, не окрестив ребенка.