Мой выбор

Ресницы у нее слиплись в стрелочки, пряди облаком раскиданы, на скулах, шее, ключицах такие говорящие пятна. Говорю, жрал-нажирался, драконище оголодавше-ненасытный. А у меня от осознания этого от макушки до паха все в огне. И снова уставился пристально. Хочет знать, понимаю ли я, что для нас обоих все внезапно и радикально поменялось? Понимаю. Да, нам надо дать ей больше и теперь быстрее. Я подошел к кровати и потянул носом, уже не скрываясь, наслаждаясь запахом бушевавшей тут похоти и тянущей болезненной сладостью, которой меня накрывало от него.

– Ей не хватало тебя ночью, – проворчал мне в спину он, и я резко обернулся.

– Плохо трудился, побратим? – Рэй только чуть качнул головой, и я скривился, осознавая, что смешки сейчас неуместны. Он говорит не часто и только когда это важно. – Сама говорила?

– Не говорила. – Ну да, скорее всего, она у него стенала и орала, когда там говорить. Видел же, как лепит, лижет, выласкивает он Соньку, я на них смотреть чуть умом не подвигался, сатанея от возбуждения. – Но я почуял.

– Злишься за это на меня?

– Опасаюсь, – честно ответил Рэй.

– Что я все испорчу?

– А ты испортишь?

– Я не знаю. Не хочу портить. Мне… – Он же честен, открывается, могу ведь и я? Не до такой же степени трус еще и в этом. – Мне нравится как есть.

– Нравится делить женщину? – побратим продолжал ковырять меня взглядом, требуя всю правду до дна. И правильно.

– А мы разве все еще делим?

Эммирэй нахмурился сильнее прежнего, задумываясь, качнул головой и ушел, оставляя меня без ответа. Потому как его у него не было пока. Но и у меня тоже.

Глава 28

– Что это, черт возьми? – уставилась я на моих крашеров с гневом и болью. – Что вы устроили, а? Вы думаете, я совсем идиотка и не понимаю ничего?

– Соня, – только и сказал Эммирэй, глядя на меня непроницаемым взглядом. Рунт же тоже пялился со своей обычной непрошибаемой ухмылкой, а мне вдруг захотелось разрыдаться. Я ошиблась? Все сама придумала? Они и не помышляли ни о чем таком, что я себе возомнила? Господи, насколько же тогда все уже запущено со мной? Катастрофично просто. И что бьет в меня сейчас больнее? То, что они и не собирались и мысли одной не держали о чем-то большем, или то, что они смеют решить за меня, наплевав на изначальные договоренности. Что хуже: прозрачная манипуляция или ее полное отсутствие?

* * *

С самого утра с моими эмоциями что-то творилось. Или даже не с утра, а гораздо раньше уже начался этот обвал моих чувств, просто полностью очевидно все проявилось после пробуждения и откровений оборотня. Он ими содрал с меня последний защитный слой, и мне только и осталось, что констатировать наступление своей набирающей силу влюбленности в этих мужчин. Состояние из разряда «ну что уже тут поделаешь». Типа крыша ушуршала, ловить и обратно пристраивать нечего, никаких гвоздей не напасешься. Тут просто уже стараешься наслаждаться происходящим в процессе и надеяться, что, когда все закончится, я однажды выздоровею. Мне же не шестнадцать так-то, и экзальтированности особой за собой прежде не наблюдала, чтобы впадать в состояние «все пропало, это вечная любовь, и без нее мне не жить». Но сердце все равно по-дурному скакало и сжималось, причем совсем не из-за физического влечения, которое уже вроде как стало постоянным мотивом, звучащим во мне. Громче, тише, захватывая с головой, пронзая насквозь, или как сейчас – где-то на заднем плане, но не исчезая. По-глупому меня цепляло то, например, с каким вниманием Рунт отнесся к вопросу моего обмундирования в дальнейшую дорогу и не только. По его приказу в нашу комнату явились сразу четверо парней, нагруженных ворохами всевозможной одежды.

Они свалили ее в изножье кровати, на стулья и стол, и у меня, еще укрытой самим же Рунтом одеялом по самый подбородок, брови поползли вверх.

– Чё зыркаем? – встал он так, чтобы закрыть меня от любопытных глаз. – Топайте. Лишнее заберете. Кликну, когда надо будет.

– Это, блин, что? – ошалело обвела я горы вещей.

– Бабское барахло. – Рунт поднял первое попавшееся платье, глянул и откинул в сторону. – Не, это не пойдет сразу. Уродливое какое-то.

– Куда столько?

– Ну, чтобы выбрала. Не голой же тебе ходить. А вы ведь все любите рядиться.

– Угу, фигасе, голой. – Я выбралась из постели и окинула взглядом завалы. – Здесь одни платья и белье.

– И что не так?

– Верхом в таком ездить – ацкий ад.

– Опять словечки твои, но я понял. То есть кроме этого всего бабского ты хочешь еще и мужское барахло, но чтобы тебе впору?

– Да, и обувь хорошо бы. И узнать, сколько что стоит.

– Узнать ей! – закатил глаза оборотень и пошел к выходу. – Поройся пока в чем есть.

Он вышел из комнаты, звонко свистнул кому-то и гаркнул:

– Эй, пацан! Еще и мужское неси дорожное барахло. Как на тебя примерно.