Мой выбор

– Ролана была моей истинной. Наши ругару признали друг друга еще в детстве. Мне было четырнадцать, ей еще десять. Нам суждено было соединиться, как она придет в возраст, и быть вместе навсегда. Я рос и жил годами, точно зная, что у меня впереди. Она. Мы вместе. Все понятно, во всем был смысл. Уверенность, что я в этом мире для нее. Для того, чтобы жить вместе, защищать, оберегать… ну и любить. Узнать как. А потом она погибла. Орочья орда напала на их клан, убила и сожрала всех поголовно. И для кого я тогда?

Я судорожно вдохнула и вздрогнула от стука в дверь, а потом передернулась как от озноба еще раз. Соня, гадина! Ты что сейчас чуть не ляпнула сейчас? «Будь для меня!» Лживая засранка! Ты обещала ему, что не захочешь причинить боль! А что сама? Ты уйдешь! Не смей забывать это и забываться!

– О, не успели, – снова мгновенно поменялся оборотень. – Ну-ка вставай, мерки с тебя мастера снимать будут. Ишь ты, понравилось ей наши с побратимом тряпки таскать.

Глава 27

Рунтарехт

Несколько предрассветных часов я бродил вокруг Некки в шкуре ругару. Перекинулся, не снеся борьбы с упрямой животиной внутри, что уперто толкала меня к Соне, тогда как я принял решение держать дистанцию. Случилось это еще за столом, когда наша захмелевшая женщина вдруг добралась до самого моего нутра. И суть не только в том, что чуть пьяненькие женщины и мягче, и слаще, податливее, отзывчивей. Поговорить любят, все тебе выболтают про жизнь свою и мужиков бывших, подлецов. Меня в них всегда интересовало только первое, то есть мягкость да сладость, а трепотню я мимо ушей пропускал. Какое мне дело, что она там журчит, пока я дух перевожу перед следующим заходом. Но вот с Соней все наоборот. Она же с полстакана кавака поплыла, носом чуял – сейчас прямо бери, на стол пристрой и засаживай. Готова уже. А мне и Рэю поговорить как раз охота. И слушать ее так странно. Жалуется ведь. В бабах такое раздражает. А мне от ее слов больно, как жмет и прижигает кто в груди. Даже при том, что не договаривает она чего-то. Не в смысле врет, нет. Сквозь возбуждение от нее болью, страхом, тоской повеяло. Все натуральное, я как наяву ее, бедолагу, испуганную, потерянную в чужом мире видел. Мой нос не обманешь. Но о чем-то умалчивает, нутром чую. А как щекой потерлась и губами запястья коснулась, так и дышать стало на миг нечем. Она такое в это касание губ вложила… названия чему не знаю. Точнее, знать не хочу, запретил себе давно, как понял, что для меня такого на этом свете больше нет со смертью истинной. И риш его знает, почему вдруг подумалось: куда я лезу? Она мне в тот момент такой беззащитной почудилась. По теплу изголодавшейся душевному. Не только здесь и сейчас, а давно. Как в себя вроде глянул. И страшно ведь. Как видеть себя и свою застарелую муку в ком-то. И осознал, что мне-то ей дать нечего. Откуда во мне тепло? Я же не знаю, как согреть. Только как самому греться. И то никогда не изнутри, только снаружи зажигаю, с места на место перебегая, нигде не задерживаясь. И рядом с ней я пробегом же. Пока жаром этим пробирает. Рэй вон хочет ее удержать. Надолго. В идеале – насовсем. Сказал мне: «Мой дракон ей показался. Дело решенное». Объяснять что-почему не стал, да и какая разница? Главное понятно же. У него это все серьезно, для него Сонька вообще одна-единственная подходящая. А я влез. С самого же начала умом осознавал, что она ему нужна. Но влез. Так, может, время отойти? Пусть они уже дальше сами. Он ее и обогреет как надо. А я с языком своим знай только порчу все. С другими-то плевать на это, никому в друзья не навязываюсь и себе не ищу. Но вот с Сонькой все время выходит наперекосяк. Не думал трахать ее, но опомниться не успел, как под себя утянул. Не хочу словами задевать, а цепляю, как само изо рта валится. А все потому, что она сама меня цепляет постоянно. Не собирался же совершенно в купальне трогать, платье принес же только. А глянул раз на нее, разморенную, – и уже стою на коленях, зенками жадными жру-давлюсь, как кончает она.

Я ее всего-то чуток пальцами обласкал, а она уже заполыхала. Точно погибельная. И наверх с ней и Рэем я решил не идти. Пусть забирает. А я пойду и найду себе бабу. Как он и хотел. Делов-то. Оприходую кого-нибудь, всю дурь вытрахаю. А она возьми и полейся маслом шелковистым между нами по нервам и коже. Затянуло за вдох, и глядь – уже тащусь за побратимом по лестнице. Только посмотрю. Глазами одними.

Посмотрел. Да. Сломало-перемолотило всего от вида. Понял: не дотронусь – сдохну. Дышать ведь уже не могу. А дотронулся – и все. Опамятовался, только как кончил. Перед глазами прояснилось, а там она, всхлипывает и постанывает еще, вся в моем семени, и побратим напротив такой же ошалевший и пьяный от оргазма одного на троих. А меня всего еще шатает на волнах удовольствия, какого сроду не знал, качает. И не появись Фирсо, не остановился бы.