Мой жизненный путь

Преподавание в начальной школе было очень политизировано. В букваре размещались снимки, типа крестьянин в лаптях, поставил одну ногу на своей земле, а вторая зависла в воздухе, так как кругом была помещичья земля. А стихи Демьяна Бедного, как он себя именовал "Демьян бедный ― мужик вредный", пестрели всюду в букваре, типа "где же ваша пасха ― выдумана сказка, где же ваше рождество ― снегом занесло" и всё в таком духе. Но главное, в букваре были помещены портреты пяти маршалов Советского Союза (Ворошилова, Будённого, Блюхера, Тухачевского, Егорова) и вот однажды приходит учительница или учитель и сообщает: "дети, маршал Тухачевский оказался врагом народа, замажьте его портрет чернилами". Надо сказать прямо, мы это сделали с огромным удовольствием, так как обычно нам твердили о бережном отношении к книге. И в течение трёх лет замазанными оказались три маршала, остались только Ворошилов и Будённый. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Однажды мы помы получили тетради для письменных работ, а на обложке была изображена картина с тремя богатырями, при внимательном рассмотрении можно было увидеть фразу: "Долой СССР". Учителя предлагали эту фразу тоже замазывать чернилами. И такое бывало.

В начальной сельской школе был также и урок труда. Девочек учили домоводству, вышивать "крестом", и другим работам, которым приходилось заниматься женщинам. Мальчиков обучали вязанию шерстяных варежек и шерстяных носок, чтобы они могли себя обеспечивать этими вещами, а также примитивным навыкам плотницкой и столярной работы, точке топоров и ножей и так далее. Учиться мне нравилось и, когда морозы достигали 25 градусов и ниже и разрешалось в школу не ходить, я никогда не пропускал занятий из-за холодов. Правда, в период сильных морозов бригадир коммуны "Восток" выделял утром подводу для перевозки в школу учеников первой смены. Необходимо отметить, что в сельской начальной школе не только обучали русскому языку, арифметике, географии и так далее, но и как написать заявление в местные органы управления и власти по бытовым и другим вопросам.

Наряду с тем, что у родителей в подворье был скот (две коровы, овцы, свиньи) и куры, мой третий по старшинству брат Артем, впоследствии сменивший себе имя на Валерий (вероятно, в честь Валерия Чкалова) в возрасте 11-12 лет где-то раздобыл пару кроликов для расплода и устроил крольчатник. К общему хлеву пристроили из плетня три стены, размер крольчатника был около 2^3 м. Внизу по всем четырём сторонам выбрали землю и на ребро поставили плахи толщиной не менее 5 см, шириной 40 см и вновь засыпали зёмлей с тем, чтобы кролики не смогли подкапывать ходы и уходить из крольчатника. На крыше крольчатника укладывали копну сена, а по одной из стен сделали устройство, чтобы кролики могли сами подниматься наверх и есть сено, так как кролики, как и козы, должны постоянно есть какой-то корм. Поголовье кроликов достигло сорока голов. В летне-весенний период, возвращаясь из школы на полях, где были посевы овса, ещё зелёные с недозрелыми семенами, я набирал сноп, который мне под силу было донести до крольчатника и когда его вносил, то кролики обступали меня со всех сторон и набрасывались на него. К осени, когда вырастали корнеплоды турнепса, я набирал также охапку турнепса с ботвой и приносил их кроликам. В тот период в колхозе с пониманием относились к кормлению домашнего скота и кроликов, поэтому никаких претензий не поступало. Это в годы войны, когда после уборки пшеницы кто-то приходил собирать осыпавшие колоски, то мог по введённым законам получить 2-3 года тюремного заключения.

В мае 1938 года я заканчивал учебу в третьем классе и считал и сейчас считаю, что этот период моей жизни представлял собой счастливое детство. Я был сыт, одет, обут, окружен заботой, вниманием и лаской родителей и своих старших братьев и сестры, с интересом познавал окружающий мир и крестьянский быт, а также получал знания в школе.

И вот, 13 мая 1938 года я возвратился из школы и застал такую картину. В комнате были незнакомые мне люди, как я потом узнал, это были работники НКВД и двое мужиков из деревни Александровки, которые были в качестве понятых по проведению обыска в нашем доме. Все вещи были разбросаны по комнате. Когда я зашёл, то услышал фразу, сказанную отцом. Первый обыск в деревне Боровой производили колчаковцы, когда я был связным в партизанском отряде Щетинкина, а второй обыск производит та власть, за которую я воевал в партизанском отряде. Далее, отец пожалел меня и, чтобы я не видел его ареста, сказал, чтобы я сходил за скотом, который пасся в полутора км от нашего дома. Когда я вернулся, отца уже не было, вскоре вернулась моя мама, она проводила отца до деревни Александровки.