Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман

Сейчас эта модернизация давала о себе знать. Под шубой гулял ветер, а бродни были полны снега. Но Росин старался не замечать этого.

С дерева на дерево, тихонько попискивая, перелетали синицы, ища в задирках коры какой-нибудь корм. В ельнике, распуская, как веер, хвост, перепархивала по нижним веткам ронжа…

Ветром накренило большую ель. Она не упала, а уперлась вершиной в стволы соседних деревьев. Оторванные вместе с землей корни не встали прямо вверх, а только приподнялись над землей, образовав глубокую нишу. Под выворотом на оголенной земле почти всюду виднелись следы рябчиков. Птицы прилетали сюда за камешками. Поблизости на снегу были следы горностая. Под выворотом он ловил мышей.

А вот под соснами темные точки и черточки: глухарь кормился тронутой морозом хвоей.

Чуть в стороне раскопан брусничник. По маленьким крестикам следов было понятно: рябчик выкапывал из-под снега ягоды.

Тропа тянулась вдоль ручья. Росин то и дело сворачивал с нее и заглядывал под густые еловые лапы. Там стояли спрятанные от снега плашки — деревянные ловушки на горностая.

Наконец кто-то попал в ловушку. Росин поднял плашку — под ней колонок, небольшой, с золотистой шкуркой зверек, похожий на горностая… А дальше опять пустые плашки, черканы, слопцы…

— Как, греет? — спросил Федор, помогая Росину освободиться от тяжелой шкуры.

— Как деревянная на морозе, совсем не гнется. Со всех сторон поддувает… Но все-таки ничего — выходить из избушки можно. Во всяком случае, теплее, чем этот жилет. — Росин кивнул на одеяние Федора, собранное из беличьих, заячьих, бурундучьих шкурок.

— Этот жилет скоро шубой будет. Добудем шкурок поболе, полы надставлю, рукава пришью.

— К весне, может, добудем. Во всех ловушках один колонок. Да вдобавок след росомахи видел.

— Худо. Пронюхает про ловушки, все оберет, хошь и приманку стащит.

— Федор, а почему росомаха по лисьему следу шла? Неужели лисицу поймать собиралась?

— Не, лису по мелкому снегу ей не пымать. А ходит за ней не зря. Самой охотиться лень, вот и подбирает объедки. А успеет — и все заберет, глухаря там али зайца. Она чаще за медведем ходит. А теперь медведь спит.

Росин подошел к чувалу погреть озябшие руки.

— Вот и еще один день прошел.

— День теперь короче птичьего носа.

— Скоро Октябрьские, Федор. Надо будет тоже, вместе со всеми, отметить. Пусть хоть это будет как у всех.

…Никогда еще стол в избушке не был накрыт так богато. Жареная медвежатина, вареная рыба, грибы в особом кулинарном исполнении Федора (не то жареные, не то вареные), клубеньки стрелолиста вместо картошки и даже лепешки из муки, добытой из корневищ кувшинок. Был тут и богатейший набор сушеных ягод: земляника, черная смородина, малина, черника, черемуха. А клюква, брусника, шиповник, рябина были поданы в замороженном виде.

По случаю праздника Федор решил принести даже меду.

— Садись, Федор. У тебя как, богатое воображение?

— Чего, чего?

— Ты можешь вообразить, что в наших изящных бокалах, — Росин поднял увесистую глиняную кружку, — в наших изящных бокалах не вода, а неведомое бургундское?

— Брага, что ли?

— Ну ладно. Пусть будет брага. Выпьем вместе со всеми.

— Почто не выпить? Давай выпьем.

Они чокнулись кружками. Получился глухой короткий стук.

— Все-таки мы не совсем оторваны от мира. Там праздник, и у нас праздник, вместе со всеми.

— Дома-то без нас не больно веселый праздник.

— Это верно, Федор… Твои-то давно узнали, а вот матери, наверное, только сообщили… Совсем еще не остывшее горе.

— Ничего, ты же не помер. И ей, поди, написали — пропал. А пропал — может найтись. Она же понимает… Я вот за своих не опасаюсь: выдюжат. Оно, конечно, тяжело без мужика в доме одной управляться. Ну так что же поделаешь? Всяко вот бывает…

— Уже полгода ни копейки матери не посылаю.

— Письмо бы ей от тебя нужно, а не деньги.

— Письмо-то письмо, что и говорить… Слушай-ка! А ведь ей, наверное, мою зарплату выслали! Мне же там что-то причиталось.

— Конечно выслали… Может, и пенсию положили.

— А вот это уже плохо.

— Чего же плохо? Пущай получает, потом расплатишься.

— А что? Верно!

— А я вот знаешь об чем беспокоюсь? Ведь не получу я винтовку-малопульку. Их нам по записи привезти должны были. Отдадут ее кому другому. А еще-то, кто их знает, привезут ли. А уж больно удобная штука. С ружья как: найдешь белку и гоняешь по дереву, покуда не загонишь, чтобы только голову из-за чувьев видать. Вот и стреляешь, чтобы дробь чего другого не захватила, не попортила шкурку. Чтобы, значит, первым сортом. А с малопулькой что: цель в голову — и лады. И патрончики дешевые, и унесешь хоть на всю зиму.

— Нашел о чем беспокоиться. Достану я тебе малопульку, как только вернемся. Ведь наше управление их распределяет.

Росин перестал есть.

— А что, Федор, в управлении уже, наверное, охотоведа вместо меня взяли?

— Должно быть…

— Какого-нибудь только кончившего институт… Ему, наверное, за мой стол садиться не хочется, думает, мол, после покойника.