Мой знакомый медведь. Зимовье на Тигровой. Дикий урман

— Вот видишь, Федор, как получается, — говорил Росин, подсаживаясь к чувалу, — все ловушки не удается проверить, потому что одежда плохая, а одежда плохая потому, что все ловушки не проверены.

— Верно, одежина нескладная. Поболе ледянок наморозить надо и ставить недалече. Горностай, он и тут вертится.

— Надо прямо сейчас на мороз воду вытащить.

Росин вынес берестяное ведро и вернулся к чувалу.

— Что, снегу еще прибавило? — спросил Федор.

— Прибавило.

— Скоро нашим промысел кончать — собаки в снегу начнут вязнуть.

— Дни-то, Федор, настали, не успеешь оглянуться — темнеет. И сиди вот здесь… Сейчас бы почитать что-нибудь. Любую бы книжку читать стал. Вот бы каким-нибудь чудом английский сохранился. Уж тут бы я его вызубрил. А теперь, что и знал, забуду… Надо, пожалуй, словарик составить из слов, которые еще помню.

— Нам и в избушке делов хватит, — отозвался Федор, вырезавший из осколка кости новую иглу. — Зима-то, она хоть и длинная, а пройдет. Лодку делать пора.

— Страшно начинать… А может, все-таки на плоту попробуем?

— Пустое. Сам видел, что делается. У первого завала его бросишь. Долбленку и ту едва протолкали, а ты — плот.

— Ну что же, бросили у завала один плот, за завалом другой сделаем. Так и будем пробираться.

— Сколько же плотов ладить придется? Да без топора. До полпути не доберешься — паводок кончится. В первом зыбуне отдашь душу.

— Значит, все-таки ножом вырезать лодку?

— Терпение да труд все перетрут. Вырежем помаленьку… Лоси вон языками пещеры вылизывают… Только осину подходящую подыскать надо.

…Среди сугроба, вокруг ствола самой толстой в округе осины, горел костер. Возле костра, укрыв спину медвежьей шкурой, сидел Росин. Время от времени он вставал и палкой обивал нагар со ствола. Уже немного работы огню. Вот-вот подгоревший ствол рухнет… Запрокинув голову, Росин посмотрел на осину. «В какую же ты сторону повалишься? В ту, наверное. Вроде сюда чуть наклонилась. Или наоборот?.. Нет, все-таки сюда. Надо перебраться на другую сторону». Только хотел шагнуть, подгоревший ствол хрустнул и медленно повалился на него. Росин кинулся в сторону, но запутался и упал в сугроб! Отбросил шкуру. Вскочил!.. Но поздно, да и незачем бежать: осина рухнула рядом, на шкуру.

Отдышавшись, Росин взялся за угол шкуры и потянул. Не подалась. Дернул сильнее — ни с места. Ствол угодил как раз поперек шкуры и зажал между валежиной и собой. Ежась от холода, Росин подергал с другой стороны. Никакого толку… А сам уже дрожал от холода. «Что же делать? Прежде всего надо поближе к костру, пока не совсем замерз. Надо отжечь часть ствола для лодки, а потом колом сдвинуть бревно со шкуры. Хорошо еще, дров запас много. А то бы и шкуру не вытащить, и до избушки не добежишь — замерзнешь».

…По ровной белой пелене протянулась широкая полоса, как будто снежную целину пробороздил танк. «Да, порядочно намесил, — думал Росин, стирая рукавом пот. — И еще дня три придется так же вот, по чуть-чуть, двигать колом это бревно…»

На четвертый день бревно наконец около двери. В избушке, чтобы освободить для него место, переставлена вся мебель: стоявшие в центре стол и коряги перенесены вплотную к стене.

По толстым кольям-каткам бревно водворили в избушку. Оно едва уместилось в ней с угла на угол.

— Ладную осину выбрал. Давай нож, потихоньку начну. А ты залазь на нары, умаяло бревно.

— Нет, Федор, пока не стемнело, хотя бы ближние ловушки проверю.

Белой канавкой вилась по глубокому снегу промысловая тропка.

Вот и ледянка. Ее не видно. Заметно только маленькое отверстие в снегу. Возле него свежие следы горностая. Росин нагнулся и заглянул в отверстие. В ледянке метался снежно-белый, с черным кончиком хвоста, горностай. Маленький хищник не мог добраться по ледяным стенкам до узкого отверстия вверху…

Вернувшись, Росин не узнал бревна. Вместо черных, обугленных концов белела чистая, ровно обструганная древесина.

— Когда же ты успел все это, Федор?

— Велико ли дело горелое-то срезать? Нож вот малость притупился. Подай-ка камень… А у тебя как? Добыл чего?

— Вот, три горностая. — Росин поднял руку со связкой белоснежных зверьков. — Два в плашки, один в ледянку попал.

— Добре. Везучий нонче день.

Утром Росин что есть силы нажимал на рукоятку, срезая крупные стружки. Нож глубоко врезался в оттаявшую древесину. Стружка за стружкой падали под ноги, и скоро они засыпали весь пол…

Ворох стружек рос, а бревно казалось все таким же, нисколько не убыло сверху.