Моя анимежизнь 10: Генезис

— Жадный ты, Джонни, — выбравшись в коридор, где потише, начал воспитывать зарвавшегося японца американского происхождения. — Огайдзинился, решил, что светлые девичьи мечты можно пачкать своим грязным х*ем. — подрубив внутреннего Джулса из «Криминального чтива», добавил в голос экспрессии, подкрепив ее заломом руки — гнида опять вздумала вырываться, так что теперь идет полусогнутым. — Ты что, бл*дь, самоубийца? Ты же прекрасно знаешь, чей это айдол! Скажи, я похож на человека, который позволяет обижать дорогих мне людей?

— Я думал она — просто проект! — жалобно выдал он никчемную отмазку, и был наказан усилением захвата.

— Конченый! — припечатал я его. — Ты даже не понимаешь, в чем твоя тупость. За такое, уж прости, наказывают.

Тук-тук.

Ханако открыла дверь, отвесила подставленному ей Джонни сочную пощечину и плюнула в рожу.

— Хорошо, но спорим, ему даже понравилось? — предположил я, запихивая жертву внутрь и придавая ускорение толчком стопы по жопе — у Такеши Китано в фильмах подсмотрел.

Умничка-Ханако очень в тему щелкнула замком.

— Я подам на вас в суд! — злобно блеснул глазками падший продюсер, сидя перед диваном — Нанако брезгливо отодвинулась — и массируя немножко травмированную руку.

— Нанако, он думает, что выйдет отсюда! — хохотнул я.

— Инструмент номер три подойдет, Иоши-сама? — жизнерадостно спросила она, с безмятежной улыбкой достав из сумки нож-«бабочку» и протягивая мне.

— То, что надо! — одобрил я, картинно раскладывая ножик.

Мы с Нанако много сценариев запугивания подготовили — хороший способ скоротать время в бесконечных поездках.

— Я…

— Заткнись, мусор! — рявкнула на Джонни стоящая у двери, скрестив руки под грудью — на

груди она их скрестить не может чисто анатомически — Ханако.

— Смотри как интересно получается — я сейчас перережу тебе глотку, мы с девочками закатаем тебя вот в этот замечательный мягкий ковер и демонстративно вынесем из здания. Лимузин у меня большой, и ты в него прекрасно поместишься. Далее попрошу водителя отвезти нас к активно застраивающемуся плавучему острову Одайбо, и тамошние строители охотно мне помогут уложить тебя в фундамент — я ведь плачу многим из них зарплату, у нас с недавних пор строительная фирма есть. Не в фундамент небоскреба — это же будет небезопасно! — а какого-нибудь легенького сарая, чтобы гниющий ты не обрушил здание. Дальше следы крови в этой гримерке загадочным образом исчезнут, записи с камер наблюдения — сотрутся, а все свидетели, включая находящихся в этой комнате, будут говорить, что меня здесь никогда не было. В твоей любимой Америке меня могли бы показательно осудить, как бы демонстрируя справедливость судебной системы, но мы, к счастью, в благословенной Японии. А я ведь дома у премьер-министра чай пил и играл в «Фамиком» с его внуками. Как думаешь, когда я ему все расскажу, что он сделает? Правильно — попросит отца как следует меня наругать. А ты будешь мертвый.

Девушки зловеще захихикали.

— Так что… — подхватив подходящий стул, перевернул его и положил перед бледненькой жертвой. — Выбирай — перелом обеих рук, кастрация или смерть.

— Иии!!! — сдавленно выдавил продюсер, с ужасом глядя на стул и тщетно пытаясь вползти в диван.

— Придется решать нам, — вздохнув, поведал я подругам. — Три варианта это хорошо. Камень, ножницы, бумага! Если выигрываю я — перелом, если Ханако — кастрация, если Нанако — смерть! — перевел взгляд на продюсера и смущенно признался. — Никогда не получалось победить в камень, ножницы, бумагу.

— Руки! Я выбираю руки! — истекая слезами и соплями, решился Джонни.

— Давай тогда, клади ту, что уже болит — ее же не так жалко, верно?

— В-в-верно! — признал он и положил трясущуюся руку.

Прицелившись, топнул ножкой, и мужик заверещал, катаясь по полу и баюкая жутковато болтающуюся там, где не должна — в середине запястья — руку.

Противно! Что я вообще делаю?!

— Можно я не буду ему вторую ломать? — попросил я Ханако.

— Не нужно! Вали отсюда! — открыв дверь, скомандовала немножко зеленая айдол.

Мы же не садисты, в самом деле — просто я немножко потерял контроль. Я же подкаблучник, следовательно все, кто обижает девочек — мои природные враги!

— Иоши-сама, все нормально? — спросила Нанако, аккуратно забрав ножик из моей руки.

А вот на ее лице ничего, кроме заботы, нет — верит она в меня, если что-то делаю — значит так нужно.

— Да плевать, — отмахнулся я. — Поехали домой? Нафига тебе эти конкурсы? — спросил я Ханако. — Мы же оба знаем, что красивее тебя все равно никого нет, а мнение извращенцев-фетишистов, — указал на ее наряд. — Тебя разве волнует?

— Не волнует! — фыркнула она, и, как бы демонстрируя решимость, начала стягивать с себя купальник.

— Бака! — отвернулся я.

— Ты все равно уже все видел! — фыркнула она.

— Это не повод! — вразумил я ее и бочком, старательно пялясь в стену, выбрался из гримерки.

Дождавшись девушек, повел их на выход. Проходя мимо входа в гремящий музыкой и гламурным весельем большой зал, синхронно презрительно на него покосились.

— Мы — не в тусовке, — вздохнул я. — Но нужна ли нам такая тусовка, Ханако?