Моя Европа

Карл Радек http://en.wikipedia.org/wiki/Karl_Radek

, обладавший блестящими журналистскими способностями, живым умом и склонностью к едким суждениям, внешне выглядел скорее как бандит, а не как интеллектуал. Он был в приятельских отношения со всеми противниками интервенции, в том числе, и со мной. Ленинское окружение (Внимательно! Видите, Локкарт прогововаривается о неком "ленинском окружении". Если было "ленинское окружение", то значит было и ещё кого-то другого "окружение". Это как в "Трёх мушкетёрах" - если есть мушкетёры короля, то есть и гвардейцы кардинала. Прим. ред.) считало Радека своего рода привилегированным внутрипартийным шутом. Радек почти никогда не расставался со своей огромной трубкой и обожал особый табак английского королевского флота. Я имел большой запас этого табака, и поэтому он регулярно наведывался ко мне и развлекал оживлёнными разговорами. В начале 1918 года Радек яростно ненавидел немцев, и я думаю, он был вполне искренен в своих антипатиях, и решительно (как и все люди Троцкого) высказывался против заключения Брест-Литовского мира. Когда подписанное перемирие стало свершившимся фактом, Радек считал, что это конец. «О, господи! – восклицал он. – Если бы за нами стояли не русские, то весь мир пришёл бы в ужас!».

С Радеком я тоже никогда больше не встречался. Во время последней войны, когда у меня наладились дружеские отношения с некоторыми работниками Советского посольства в Лондоне, и мы могли вести доверительные беседы, я спрашивал некоторых из них, что стало с Радеком. Ответ всегда оказывался одинаковым: смущение и молчание. Радек вместе с рядом других выдающихся революционеров был объявлен «фашистским агентом» и обвинён в принадлежности к троцкизму. Его дерзкое поведение на судебном процессе было настолько вызывающим, что кто-то, сидевший рядом со знаменитым писателем Алексеем Толстым, шепнул ему на ухо: «Дьявол, а не человек!». Единственный из осуждённых на том процессе, Радек не был расстрелян, но его больше никто не видел. Последнее упоминание о его судьбе я нашёл в книге Густава Херлинга (Gustav Herling) «A World Apart», в которой автор упоминал услышанное об избиении до смерти какого-то важного заключённого в том же концентрационном лагере, где сидел сам. Говорили, что этим заключённым был Радек, но ни дата смерти, ни какие-то ссылки нигде не публиковались.

Со Львом Михайловичем Караханом мне повезло больше. Высокий, с приятной внешностью и хорошо одетый, он всегда был исключительно вежлив и искренен со мной http://www.hrono.ru/biograf/karahan.html

(Сдаётся на Вики как, дескать, "Сын присяжного поверенного. Армянин". Прим. ред.) . В день высадки Союзников в Архангельске, Карахан лично навестил меня. (Локхарт ещё не был арестован. И это типа, зам министра инстранных дел СССР 22 июня 1941 года пришёл бы к немецкому Генконсулу в частном порядке в гости побалакать о том о сём. Прим. ред.)

Если англичане возьмут Москву, большевики будут вынуждены отступить за Урал и там продолжать борьбу. Его долг велит ему отправиться вслед за большевиками, но жена должна остаться в Москве. Смогу ли я предоставить ей убежище и защиту? Конечно, я обещал. Этот уговор сыграл мне на руку месяц спустя, когда меня арестовали: Карахан несколько раз приходил ко мне в тюрьму, и его дружеское участие развеивало мои тревожные мысли. И он не скрывал, что обвинения против меня были сфабрикованы. (Локхарта арестовали люди Ленина (Дзержинский, Петерс), а люди Троцкого - улаживали свою промашку. И врут они "объясняя" всё, даже не краснея. Хуцпа. Прим. ред. )

Карахан объяснял это так: «Ваше правительство поддерживает войну против революции. Любой промах агентов Союзников в России рассматривается как преступление. Вы стали символов этих промахов. За схватку двух мировых сил должен понести наказание и пострадать один человек». Когда он пришёл попрощаться в день моего освобождения, я почувствовал, что приобрёл единственного друга в среде большевиков. И я не ошибся. В июле 1935 года в Лондоне советский посол М. Майский позвонил мне по телефону. «Один ваш старый приятель находится здесь и очень хочет вас видеть», - сказал он и передал кому-то трубку. Старым приятелем оказался Карахан. Я пригласил его на завтрак в хороший ресторан, и он спросил разрешения прийти с женой. На следующий день я опоздал всего на минуту, но, как мне сказали, мои гости уже ожидали меня. Я осторожно выглянул из-за угла в надежде узнать их. Карахана я нашёл глазами сразу, а его женой оказалась не та женщина, которую я знал в Москве. Это была Марина Семёнова, знаменитая балерина, которая, как говорил мне Алексей Толстой, танцевала лучше самой Анны Павловой (В 1930 женился на артистке балета Марине Семёновой. Марина Семёнова. криптоеврейка: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D0%BC%D1%91%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B0,_%D0%9C%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B0_%D0%A2%D0%B8%D0%BC%D0%BE%D1%84%D0%B5%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B0).