Моя Европа

Ученица крипоеврейки Агриппины Яковлевны Вагановой: http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B0,_%D0%90%D0%B3%D1%80%D0%B8%D0%BF%D0%BF%D0%B8%D0%BD%D0%B0_%D0%AF%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B0

В 1935—1936 годах Семёнова выступала в Парижской национальной опере — в балете «Жизель» и в концертных программах. Партнером М. Семёновой был кри птоеврей Серж Лифарь. http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B6_%D0%9B%D0%B8%D1%84%D0%B0%D1%80%D1%8C Умерал в преклоном возроасте при полных регалиях, хотя муж Карахан - враг народа: народная артистка СССР (1975), лауреат Сталинской премии первой степени (1941), Герой Социалистического Труда (1988), профессор Российской академии театрального искусства". Прим. ред.)

Карахан, советский посол в Турции, изменился мало. Его волосы слегка поседели, но выглядел он по-прежнему хорошо. Я сделал ему комплимент по этому поводу, и он с гордостью пояснил, что хорошую форму ему помогает поддерживать игра в теннис с работниками Британского посольства. Одним из них, как я обнаружил позже, был Боб Диксон, сейчас Сэр Персон Диксон (Sir Pierson Dixon), правая рука Мистера Эдена (Mr. Eden) в министерстве Иностранных Дел. Восторженно относясь к теннису, Карахан всё же удивил меня, сказав, что специально приехал в Лондон на Уимблдонский турнир. (И это в 1930-е годы, когда страна голодоморилась и сидела в лагерях, надрывала последние силы в борьбе с мировым капиталом, жена Карахана выступает в Парижской опере а сам он специально приезжает на Уимблдонский тенисный турнир посмотреть. И после этого они будут говорить, что их репрессировали, якобы, "низачто". Прим. ред.)

В 1918 году времени на теннис и любой другой спорт просто не было. Однако вскоре мы уже вспоминали прошлое, и за два часа, проведённых вместе, он поведал мне столько новой информации относительно внутренней жизни Советского Союза, сколько я не слышал за восемнадцать лет моего отсутствия там. Он отметил, что в «Воспоминаниях Британского Агента» я правдиво отобразил события 1918 года. Однако с того времени произошли большие перемены. После смерти Ленина в партии появились фракции. Многие из моих старых знакомых потеряли свои позиции. Троцкий проиграл, и его выслали из страны. Зиновьев, которого Карахан назвал «ужасное создание» (потому что он тогда переметнулся к Сталину), находился уже в опале. Карл Радек оставался блестящим ведущим писакой, но не имел прежнего влияния. Он когда-то восхищался Троцким, а этого было достаточно или даже слишком много для Сталина. Петерс тоже утратил значение. Несмотря на эти внутрипартийные разногласия, страна бурно развивалась, а благодаря Литвинову (!), отношения с Западом наладились. (Вы поняли кто был главным человеком работавшим на СШАнглию? - Урождённый Meir Henoch Mojszewicz Wallach-Finkelstein Меир Генох Мойшевич Валлах - Финкельштейн - Литвинов: http://en.wikipedia.org/wiki/Maxim_Litvinov

Это он натравил Германию на Россию а Россию на Германию. Прим. ред.)

Общим врагом стала Нацистская Германия, и нам всем надо быть начеку.

Карахан засыпал меня вопросами о текущей английской политике. Что за человек Балдвин (Baldwin)? Почему Черчилля, который, кажется, лучше всех разбирается в ситуации, держат в тени? Меня потрясли изменения в Карахане. Как будто я беседовал с западным дипломатом или очень эрудированным человеком, интересовавшимся иностранной политикой. Он блестяще поддерживал разговор: умело и интересно переходил с политики на воспоминания, рассказывал истории. Особенно запомнилась одна из них. Павлов, великий русский физиолог, в то время был ещё жив. Его очень ценили власти, потому что Павлов способствовал прославлению Советского Союза. Интересно, что учёный оставался глубоко верующим человеком. Как-то Сталин увидел, что Павлов перекрестился, и заметил: «Ну, всё тоже – раб своего рефлекса».

Карахана переполняло чувство самоуверенности. Приближалось время партийных чисток, но он не чувствовал надвигающейся угрозы. Хорошо его зная, могу утверждать, что этому человеку было незнакомо чувство опасности. Он вполне равнодушно рассуждал о своих коллегах, уже находившихся в опале, не высказывая своего отношения к ним и даже не касаясь вопроса об их печальной участи.