Моя Европа

«Без свободы нет счастья, но не может быть свободы без смелости».

Перикл.

1.

Возвращение из ссылки.

Ничто в моей жизни не взволновало меня так глубоко, как трагедия несчастной Чехословакии.

(Чехословакия появилось на карте только в 1919 году после Версальской конференции по личной договорённости чешского криптоеврея Томаса Масарика и американского криптооеврея Вудро Вильсона. Чехословакия была результатом их сделки: чешская армия, которая в идее должна была воевать за немцев против англо-американцев в Первой мировой, вместо этого, вооружёная США, сражалась вместо американцев в Сибири и на Дальнем Востоке, а Вилсон за это выкроил из Германии и Австро-Венгрии новое государство Чехословакию. http://zarubezhom.com/antigulag.htm

Прим. ред.)

Моё вовлечения в эти события началось в 1918 году, когда Министерство Иностранных Дел поручило мне вести переговоры с большевистским правительством о беспрепятственном выводе Чехословацкого Корпуса с территории Советской России после заключения Брест-Литовского мира. В качестве члена Британской Дипломатической Миссии в Праге, мне довелось стать свидетелем мирного расцвета первой Республики под руководством Томаша Гарика Масарика http://en.wikipedia.org/wiki/Tom%C3%A1%C5%A1_Garrigue_Masaryk . Спустя двадцать лет, я присутствовал при событии, когда после Мюнхена (прим. В сентябре 1938 года Великобритания, Франция, Германия и Италия подписали соглашение, по которому Чехословакия передавала Германии Судетскую область), его сын Ян, в то время – чехословацкий посланник в Лондоне, был вынужден снять со стен своего посольства портреты отца и Эдуарда Бенеша.

Во время Второй Мировой войны я был тесно связан с освободительным движением, начатым Бенешем в то время, когда большинство нынешних руководителей Чехословакии отсиживалось в Москве, провозглашая, что война – это империалистический конфликт, начатый Францией и Великобританией. (Тогда ещё это люди знали. Прим. ред.)

Благодаря длительному пребыванию в стране и тесному контакту с местными жителями, я навсегда полюбил Чехословакию и людей, населявших её. И сегодня, когда Республика, названная однажды Западом образцом демократии, оказалась в цепких руках коммунистической диктатуры, я целиком разделяю горечь чехов – тех, кто проживает на её территории, и тех, кто вынужден преодолевать трудности эмиграции в третий раз за тридцати-трёх летний период времени.

Думаю, что эту коммунистическую трагедию можно было бы избежать. Она началась задолго до окончания войны и датируется декабрём 1943 года. Тогда Эдуард Бенеш (Президент после Масарика - чешский криптоеврей БЕН-еш: http://en.wikipedia.org/wiki/Edvard_Bene%C5%A1 и http://www.time.com/time/covers/0,16641,19451022,00.html Прим. ред.) впервые посетил Москву и получил от Сталина и Молотова самые уверительные заявления о невмешательстве во внутреннюю политику Чехословакии. Двести пятьдесят лет назад Пётр Первый, один из сталинских кумиров, совершил такой же шаг по отношению к Швеции: заверяя в своей искренней дружбе, он уже готовился к нападению на неё. (По наущению Англии и Голандии. Прим. ред.) Неискренность Сталина лежала на поверхности, но Бенеш, всеми силами стараясь избежать участи Польского Правительства в Лондоне, принял эти заявления. Спустя два года и два месяца, его заставили во второй раз приехать в Кремль. Обратно Бенеш возвращался с прокоммунистической конституцией, всучённой ему лично Сталиным.